Начав атаковать ногами, Алекс и не думал менять тактику, поэтому я вновь отскочил назад, а затем забрался на стол, спихнув в лицо противнику стопку бумаг.

— Модест Никодимыч! — женский голос звучал куда требовательнее всех остальных. — Прекратите это безобразие! Нам ведь еще здесь работать!

Алекс попытался сбить меня с ног, но я перескочил на соседний стол, проехался на бумагах и спрыгнул пол. Выпрямился вовремя, чтобы заметить еще один удар и снова присел, буквально отползая в сторону.

— Господам не мешать! Это приказ!

За такое он точно своего места лишится, подумал я и резко вскочил, приближаясь к противнику, чтобы еще на замахе перехватить его ногу. Получилось так, что его правая голень взлетела до высота моего плеча и, пока она не коснулась его, я впился пальцами Алексу под ребра и тут же отпустил.

Краткий болевой прием должен был сбить его с ритма. Освободившейся рукой я задрал его ногу еще выше и заметив его замах с левой, перекинул ее в качестве щита на другую сторону. И тут же ударил в бок, не позволяя, однако, его ноге опуститься.

Она блокировала еще и одну его руку, а соскочить с неудобного положения он никак не мог. Правой, рабочей рукой, Алекс мог нанести сильный удар. И даже сделал это, но я опять стиснул пальцы, но уже выше, почти у него под мышкой — и моя рука с двумя точками опоры послужила отличный щитом, хотя гудела от сильного удара.

Слова о том, что я буду ему мстить, очевидно, за сломанную ногу, вдруг всплыли в мозгу. И я подумал, что стоило бы это сделать. Но перегибать палку в жестокости не рискнул.

Сбросив, наконец, его ногу, но продолжая впиваться пальцами в ребра, продавливая ногтями одежду и кожу под ней, я сделал несколько быстрых и точных ударов правой сбоку от грудины. Не смертельно, но должно нарушить сердечный ритм и еще сильнее ослабить противника.

Почти получилось, но я и сам пропустил несколько ударов по ребрам, очень чувствительных — и похоже, что тоже пострадал от сбитого сердечного ритма. Но сейчас куда важнее было удержать разъяренного противника подальше от рабочих столов — не хватало мне еще карандаша в печени.

После града ударов темп боя стал медленнее, более вялым. От позорного окончания, потому что мне бы вряд ли хватило сил добить Алекса до бессознательного состояния, меня спас Павел.

Он влетел в участок, грохнув дверьми, пронесся мимо Коняева, подбежал к нам, сцепившимся друг в друга обеими руками, и сильным захватом оторвал Алекса. Тут же его перевернул на живот, уперся коленом в поясницу и потребовал наручники у ближайшего полицейского.

Не мешкая, сцепил руки Алексу, поднялся, кивнул мне и потратил пару секунд на Дитера, все еще скованного. Затем схватил со стола рулон липкой ленты и для верности смотал руки бритоголовому от пальцев до сгиба локтя. Рулон кончился быстро, иначе Трубецкой наверняка скрутил бы ему руки до самых плеч.

И не сказал ни слова — просто поставил Алекса на ноги и вытолкал из участка. Я усмехнулся ему вслед, вернулся к столу и забрал с него пиджак:

— Спасибо. Пальто попозже заберу, — и указал Коняеву на дверь в его кабинет.

Начальник портовой полиции спохватился, взял Дитера под локоть, и мы втроем скрылись от любопытных глаз. Ростовщик просто дрожал от бешенства, когда Коняев снимал с него наручники.

— Прости, я не мог раньше...

— Где задаток, который тебе дал этот ублюдок? — тихо и яростно выдал фон Кляйстер.

— Я сейчас... прости...

— Где. Задаток?

— Вот, — Коняев побледнел, рухнул на стул, а потом выдвинул ящик и вытащил оттуда несколько пачек ассигнаций по сто, двести и пятьсот рублей. — Все, что здесь есть.

Немец пересчитал по банковским лентам сумму и нахмурился:

— Маловато.

— Здесь больше нет, но я...

— Не надо, подавись! — с этими словами он рассовал пачки по карманам и одну отдал мне: — пусть проверят, откуда они были взяты, — после чего развернулся и отвесил смачную оплеуху Коняеву: — это наше с тобой дружеское прощание, предатель.

Мы оставили начальника портовой полиции, жалобно глядящего нам вслед, в кабинете в полном одиночестве. Когда я забирал пальто, у сотрудника был вид человека, полностью потерявшего все ориентиры в жизни: у него на глазах устроили погром в участке и спокойно уходили прочь.

Уже на улице я спросил у Дитера:

— Это было дружеское прощание? А каким было бы недружеское?

— Я бы свернул ему шею, как и подобает поступать с изменниками, — он тяжело дышал и смотрел на автомобиль, в который Павел загрузил Алекса. Теперь шпион махал нам рукой. — Знаешь, я пойду к себе. У меня много дел и... спасибо тебе, друг мой. Никому на свете я не должен так много, как тебе.

— Ловлю на слове.

Дитер лишь криво улыбнулся и пошел прочь.

Глава 19. К черту планы

— А ты уверен, что тебе стоит тренироваться? — Павел запер автомобиль, где на заднем сиденье даже не сидел, а лежал Алекс. — Мне показалось, что ты неплохо справлялся.

— Не могу сказать, что мне повезло, но все же он чертовски быстрый. Я лишь угадал один его ход и смешал все карты, — я потер саднившее плечо. — К тому же мы шли практически в неизвестность, а я хочу быть готовым ко всему.

— Нельзя быть готовым ко всему, Максим. Но твое желание потренироваться Третье отделение исполнит с особым удовольствием. Не в штабе, разумеется, — он говорил тише, потому что участок улицы рядом с полицейским подразделением.

— А что будет с этим? — в мыслях я уже представил себе оснащенный по последнему слову техники полигон, где можно будет не только руками помахать, но еще и покажут, как правильно пользоваться тем или иным оружием.

— Увезем, допросим, выпытаем все, что можно. У него достаточно провинностей. Не знаю, что сказать про Коняева. Ведь они работали вместе.

— Дитер сказал, что зла не держит.

— А ты?

— Я пообещал, что политических дел ему не пришьют, и он тихо доработает до пенсии.

— Вот это ты загнул, дружище, — присвистнул Павел. — Он вряд ли проработает еще хотя бы пару недель. Если все его подчиненные видели этот