так называть! Ты, отвратительный психот, опухоль на теле человечества! Вас надо расстреливать, заливать в бетон и засыпать ураном. Чтобы ни одна тварь не ходила по этой земле.

— Не надо так…

— Надо! Вылез, гадёныш, на мою голову. Не мог сразу в аэропорту сдохнуть. Вышел, сразу прибежал, тварь. «Дядя помоги». Пристрелить тебя!

Старик наступал, кричал, брызгая слюной, тыкал в Андрея пальцем.

— Дядя…

— Я сказал, не называй меня так! Твоя мать, грязная девка, затащившая моего брата в загс. Не знаю, может, она тебя нагуляла на стороне. Из нашей крови не мог родиться выродок!

— Не смей, — в душе Андрея вскипело адское пламя. Сера и смола гнева. — Не смей трогать мою мать!

— А то что? Влезешь мне в мозги, вылюдь? Руки коротки! Ишь, за мамочку свою всполошился. Чумазую дрянь, решившую, что она золушка. Гулящая девка она, твоя мамуля…

Гнев. Самый страшный из грехов. Он раскалил добела сердце Андрея, и психот сорвался с цепи. Пси-масса, задёрганная, пенившаяся всю ночь, пришла в неистовство. Заметалась по темнице. Ударила тараном в стены блокатора. Нашла слабину, маленькую трещину в формуле препарата. Хлестнула наотмашь разгоряченного старика.

Дядя, ничего не поняв, с выражением гнева на лице, осел мешком. Рухнул на спину, выронив телефон. Андрей опомнился, бросился к нему. Но было поздно…

Опустошённый, лишившийся за одну ночь всего, Андрей стоял над телом. Но оставаться и ждать группу захвата он не собирался. Не сделает мертвецу такого царского подарка.

Дядя не изменил своим привычкам: в баре, за бутылками тёмного стекла, стояла жестяная банка с павлинами на крышке. Толстая пачка наличности перекочевала в карман Андрея. Напоследок он протёр тряпочкой кружку, из которой пил, стол, где сидел, ручки дверей. Быть может, это даст лишний час, чтобы уйти от погони.

Перед тем как уйти, Андрей постоял над телом дяди. Выражение мёртвого лица потеряло свирепость, оставив только умиротворение. Он до сих пор не понимал — за что старик на него так ополчился. В чём его вина? В том, что стал психотом? Разве кто-то спрашивал его? За что? Самый близкий человек… Андрей махнул рукой, захлопнул дверь, сбежал пешком по лестнице и вышел в рассвет.

Конец первой части

Первый апокриф

Сейчас

Из города Андрей выбрался первым автобусом. Маршрут номер сорок шесть увёз его в дальние пригороды. Там пешком он дошёл до маленькой железнодорожной станции. Ему повезло — проводник, жадный до денег, легко согласился «подвезти» странного пассажира без багажа. В его распоряжении оказалось целое купе — не сезон, поезд шёл полупустым. Андрей взял чай и шоколадку. Есть не хотелось, пришлось заставлять себя проглотить небогатый завтрак.

За окном мелькали голые поля, чахлые лесополосы, редкие посёлки с домиками из белого кирпича. Ложечка в пустом стакане глухо позвякивала на стыках рельс. Андрей не заметил, как задремал. Мутные, незапоминающиеся сны обволокли его. Что-то страшное надвигалось из темноты, рычало в такт колёсам поезда, скалилось лицом мёртвого участкового. Отмахиваясь от кошмара, Андрей дёрнулся и проснулся. Открыл глаза. За стеклом пейзаж превратился в пустоши, выжженные, с маленькими песчаными дюнами. А напротив сидел мужчина.

Подтянутая фигура, молодое лицо. Легкомысленная пепельная чёлка, падающая на лоб. Можно дать лет двадцать, если бы не морщинки вокруг серых глаз. И холодный взгляд мертвеца, вынутого из могилы и поставленного надзирать за живыми. Скучно и хочется обратно в свою личную вечность.

— Добрый день, — незнакомец улыбнулся, — меня зовут Сольвейг.

Он протянул Андрею руку. Ладонь оказалась болезненно холодная.

— Не возражаете против попутчика? Вот и хорошо. Коньяка у меня с собой нет, угостить вас нечем. Да вы и не любитель, Андрей Николаевич.

— Откуда вы меня знаете?

Внутри Андрея взвилась стальная пружина. Бежать! Рвануть стоп-кран, выпрыгнуть…

— Не беспокойтесь, я не имею никакого отношения к этому вашему… — незнакомец щелкнул пальцами, — ЧиКа, верно?

— Тогда…

— Не суть важно, Андрей Николаевич. Просто захотелось на вас посмотреть. Удивительное зрелище, между прочим. Один из первых психотов, практически патриарх. ЛИМБ, попытка вернуться в общество, срыв. Сумели пробить блокатор. Вы редкий уникум. Грех было не воспользоваться случаем и не взглянуть на вас.

— Как вы узнали?

— Не волнуйтесь, дорогой мой человек. Я, если можно так выразиться, вам не совсем чужой. Если говорить образно, я крёстный отец психотам. Хотя такое выражение будет крайне неточным. Сложно подобрать термин. Остановимся на определении, что я имею к вам косвенное отношение. Больше положительное, если вам так будет спокойнее.

— Кто вы?

— Это не важно, Андрей Николаевич. В вашем положении уж точно.

— Я вам не верю.

Сольвейг рассмеялся. Неожиданно звонко, будто тысячи колокольцев.

— Совершенно зря, и уж точно ваше неверие ничего не меняет. В любом случае, я увидел всё, что хотел.

Андрей насупился.

— Как в зоопарке?

— Что? Ах, нет, что вы, мой дорогой. Скорее, как при посещении детского сада.

— Издеваетесь?

— Ни капли, замечательный вы мой человек. Ни капли. Но позвольте сказать вам несколько слов. Быть может, они помогут вам, Андрей Николаевич. Вы всё время бежите. Точнее, сбегаете.

Изнутри, там, где должна быть душа, обожгло стыдом.

— Я трус.

— Нет, нет, что вы! Андрей Николаевич, ваша позиция не труса. Отнюдь. Скорее, она очень незрела. Вы просто не хотите брать ответственность. За других, а в первую очередь за себя. Плывёте по течению, как лист, упавший на воду. Колышетесь под ветром, как трава. Впрочем, это беда всех психотов.

Сольвейг развёл руками.

— Пока психоты не возьмут ответственность за свои дела, боюсь, их существование под угрозой. Не отворачивайтесь, Андрей Николаевич.

— Мы совершили много ужасного…

— Какая разница, ужасное оно или нет? Моральная оценка ваших поступков не важна. Плохо, что вы творите без оглядки на результат, и не берёте за него ответственность. «Ой, оно само» — вот ваш девиз. По-настоящему взрослый человек делает, а потом разгребает получившееся, со всей ответственностью и пониманием. А вы, как в том вашем мифе. Помните, про яблоко? Человеческий творец выгнал тех двоих из рая не за надкусанные плоды. А за то, что сваливали вину друг на друга. Подумайте об этом, Андрей Николаевич. Очень хорошо подумайте.

Мгновенно потемнело. За окном непроглядной тьмой встали щербатые стены туннеля. Андрей закрыл глаза, собираясь с мыслями.

Едкий ответ Сольвейгу крутился уже на языке, когда туннель закончился. Но в купе никого, кроме Андрея, не было. Он вскочил, выглянул в коридор. Пробежал в оба конца вагона. Нет, загадочный попутчик исчез. Андрей вернулся в купе. Почудилось? Может, он просто задремал и ему приснилось? Или Сольвейг был, но сбежал? Ответа Андрей так и