обращался на «вы», соблюдал какой-то свой кодекс, не скатываясь в садизм. Но оценил удачу Андрей не сразу. Только после «чёрного бунта».

Холодно. Лежать на бетонном полу камеры, всё равно, что на февральском льду. Но выбирать не из чего, а после инъекции блокатора нет и желания. Есть только она — Её величество Боль, королева тела и мыслей. Боже, за что? Сколько ещё она будет длиться? Ответа нет.

За оградой страдания шумит эфир. Мерно катит волны чужих мыслей, бьющие прибоем в скалы «химии». Но в привычные отголоски вплетаются новые звуки. Где-то вспыхнула багряной зарёй чья-то злость. Этажом ниже, в допросной, незнакомый Андрею психот сорвался с катушек. Не выдержал издевательств, разорвал цепи блокатора, размазал по стенке мучителя.

Гудит Синий дом. Вопит сирена, мигают красные лампочки тревоги. Рассерженной змеёй шипит эфир: вставайте! Рвите блокатор! Бейте «чёрных»! От подвалов до крыши встаёт алая аура бунта.

За дверью камеры топот ног и крики. Чужая боль и ненависть, выстрелы и надрывные голоса. Вот он — шанс выйти отсюда. Ну же, вставай! Борись, Андрей! Лучше умереть стоя, чем жить червём! Давай!

Андрей сильнее подтянул ноги к груди, закрыл голову руками. Оставьте меня в покое! Я не хочу ничего! Слышите? Не трогайте, мне так больно! Он укрылся как мог, спрятал пси-массу на самое дно, чтобы его не заметили. Андрея трясло от одной мысли разбить оковы блокатора. Нет, нет и нет, только не новая мука. Лучше сдохнуть…

К утру психоты проиграли. Последних загнали на нижний ярус подвала и затопили кипятком, взорвав трубу отопления. Андрей слышал в эфире их вопли, но с каждым всё сильнее закрывал «кингстоны» и затыкал уши. Все двенадцать бунтовщиков ликвидированы — чикисты не брали пленных.

Восстание навсегда останется в памяти психотов. «Чёрный бунт» — час отваги и трусости, когда лишь двенадцать из почти двух сотен осмелились бросить вызов машине ЧиКа. Пятно позора для тех, кто не нашёл в себе смелости подняться над болью.

КОМИССАР: Кто был организатором бунта?

ПСИХОТ: Не знаю. Я ничего не знаю!

КОМИССАР: Сейчас освежим твою память…

(Лакуна в записи).

ПСИХОТ: Я не слышу под блокатором! Вы понимаете? Они как-то договорились, откуда я могу знать?

КОМИССАР: Когда с левой рукой нельзя будет работать, я перейду к правой. Тебе не нужны пальцы что ли? Мне нужно знать, кто всё это придумал.

ПСИХОТ: Я не знаю! Клянусь! Они не говорили!

КОМИССАР: Как хочешь. У меня много времени.

ПСИХОТ: Господи, я правда…

После страшной ночи Андрея не трогали несколько дней. А затем взяли в оборот нового круга допросов. Комиссар, с которым он виделся раньше каждый день, погиб во время бунта. Вместо него, теперь допрос вели двое. Не «добрый и злой», а равно жестокие чикисты, желающие получить ответы любым способом. Две машины дознания.

— Зря. Отвечать на вопросы всё равно придётся. Но грязи будет больше.

Чикист с фальшивой добротой улыбнулся.

— Я сокращу нам путь, Андрей. Не будем тратить время на предварительные вопросы. А то вы ещё подумаете запираться, потом исправлять протокол… Зачем нам вся эта возня? Перейдём сразу к форсированному стимулированию вашей памяти. Миша, проверь фиксаторы. Всё норм? Тогда кубик первого номера. И через минут сорок, ещё два. А я пока пообедать схожу.

Больше Андрея не отводили в камеру после инъекции. Допросное кресло стало дыбой, где судорога выкручивала ему суставы.

— Как тебя зовут?

— Дата твоего рождения?

— Какая игрушка была любимой в детстве?

— За какую футбольную команду болел?…

Укол в вену. Полчаса муки, слёз и капающей на грудь слюны. Следом тридцать вопросов, не имеющих никакого отношения к психотам. И снова укол…

— Не спать!

Его будят пощёчинами, холодной водой и разрядами большой батарейки на мочки ушей. Свет хлещет по глазам плетью.

— Отвечай. Как тебя зовут?

— Дата твоего рождения?

— Как звали твою первую учительницу?

На исходе вторых суток адского марафона, с трудом соображающий, Андрей «отдыхает» после дозы блокатора. Сменяющие друг друга комиссары пьют чай за столом напротив. Не стесняясь, обсуждают свои дела — психот для них ничего не значащее мясо.

— Отпуск подписал вчера. Этого дожмём, схожу дежурным и на месяц умотаю.

— Красава. А я ближе к Новому году хочу. Девчульку одну прокачу на юг.

Оба смеются только им понятной шутке.

— Пока не ушёл, кольни мне.

— Что, не понравилось самому себе? А я говорил!

Комиссар достаёт из ящика стола инъектор, похожий на хромированный пистолет. Вставляет ампулу с зелёной биркой. Прикладывает к шее коллеги.

— Сейчас поймаешь приход.

— Давай уже, не тяни.

Инъектор кратко «пшикает».

— Чёрт! Никак не привыкну. Хуже наркоты дрянь. Ладно хоть не выворачивает, как этих.

Чикист кивает на психота.

— Пусть помучаются. Полезно для выправления мозгов.

Хлопает дверь.

— Почему не проводите допрос? — голос вошедшего грозит неприятностями зазевавшимся чикистам.

— Доброго вечера, комиссар Грядышев. Форсированное дознание идёт в соответствии с планом. Подследственный получил три кубика второго номера. Сейчас Павленко меня сменит и приступит к очередному «процессингу».

— Хорошо. Я буду присутствовать. Начинайте.

Третьи сутки допроса превратили Андрея в послушный пластилин. Бессмысленные вопросы сменились предметными. Он был не в силах сопротивляться. Заикаясь, глотая буквы, он рассказал всё, что знал, и вспомнил то, что забыл. Его выпотрошили, вырвали хребет, раздавили волю. Выжали до последнего факта и бросили в камеру, как сломанную игрушку.

Через неделю ему дали помыться, переодели в оранжевую робу и зачитали приговор.

— Вереск, Андрей Николаевич. Ваши действия и наличие телепатических способностей признаны опасными для общества. Вы приговариваетесь к бессрочному содержанию в лагере изоляции. Освобождение и последующая социальная реабилитация возможны по ходатайству куратора из Комитета Ментальной Чистоты. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Андрей плакал, когда его вывели из Синего дома. От счастья.

Во имя ничего. Часть 2

Сейчас

— Сделаем пересадку.

Чернявый Салмон командовал их тройкой на этом «движе». Кроме Андрея, в неё вошёл новичок — щуплый парнишка в очках с толстыми линзами, с мифическим именем Кракен.

— Здесь, пожалуй.

Чёрный внедорожник свернул к обочине.

— Трава, возьми «поводья».

Андрей перехватил ментальный вожжи шофера. Психоты вышли из машины, хлопнули дверцами. Салмон уже искал новую жертву, а Андрей, не торопясь, стёр водителю память и дал команду ехать дальше.

— Молодец, — Салмон показал оттопыренный большой палец, — чисто сработал. А вот и новая лошадка.

Старая «девятка» с ободранным левым крылом остановилась перед психотами. Кракен скривился.

— Развалюха.

— Зато не привлекает внимания. По местам, черепахи.