– Образование не отменяет одиночества или горя, – заметил Питт.

В Телмане еще жил очень наивный ребенок, несмотря на преимущественно суровый реализм большинства его взглядов. С одной стороны, это раздражало его бывшего начальника, но, как ни странно, такая наивность и привлекала его в Сэмюэле. Инспектор естественно стремился к познанию мира.

– Мы все ищем способы облегчения боли душевных ран, – продолжил Томас. – Каждый спасается, как может.

– Если б я потерял близкого человека и попытался так утешиться, – задумчиво произнес Телман, уткнувшись взглядом в тротуар, – и если б обнаружил, что кто-то обманул меня, то я мог бы, наверное, в приступе отчаяния или безумия попытаться придушить обманщика… хотя не уверен, конечно. А что, если… если кто-то подумал, будто та белая ткань принадлежала призраку – ну, или какому-то призрачному облачению, – и из лучших побуждений засунул его обратно ей в рот? Будет ли это считаться убийством или просто несчастным случаем?

Питт невольно улыбнулся:

– Если бы все так и происходило, то на сеансе присутствовали трое, и по крайней мере двое из них могли бы вызвать врача или полицию. Если же в убийстве участвовали все трое, то это уже некий сговор, предумышленный или непредумышленный.

Сэмюэль хмыкнул и, поддав ботинком камешек, отправил его в сточную канаву.

– Полагаю, теперь мы собираемся повидать миссис Серраколд? – спросил он.

– Да, если она дома. А если нет, то можно будет подождать ее.

– Думаю, вы тоже хотите сами вести с ней разговор?

– Не хочу, но придется. Ее муж баллотируется в парламент.

– И на него ополчились ирландские бомбисты? – Телман подбавил в голос оттенок сарказма, но тем не менее его интонация предполагала вопрос.

– Нет, насколько мне известно, – сухо ответил Питт. – Это было бы весьма сомнительно, так как он разделяет идеи Гомруля.

Его спутник опять хмыкнул и пробурчал что-то под нос.

Томас не стал утомлять себя, спрашивая, что он там бурчит.

Около часа они дожидались возвращения домой Роуз Серраколд. Их оставили в ярко-красной утренней гостиной, центральный стол которой украшала хрустальная ваза с благоухающими розовыми розами. Питт незаметно усмехнулся, заметив, как поморщился Телман. Обстановка самой комнаты выглядела необычно, почти ошеломляюще на первый взгляд, учитывая коллекцию роскошных и изысканных картин на стенах и над простым белым камином. Но, попривыкнув к такому антуражу, Томас постепенно стал находить в нем все больше приятных достоинств. Его заинтересовали лежавшие на низком столике альбомы. Прекрасно сделанные, они позволяли гостям скоротать время. Первый альбом представлял собой своеобразный гербарий. Все виды растений в нем сопровождались написанной аккуратным и витиеватым почерком краткой историей вида: в ней приводились сведения о значении их названий, естественной среде обитания, а также о том, кто и когда впервые вырастил их в Англии. В свободное время Питт с удовольствием копался в своем садике, поэтому теперь стал с увлечением разглядывать этот альбом. Его воображение потрясла исключительная смелость ботаников, самоотверженно лазавших по горам Индии и Непала, Китая и Тибета в поисках очередных более совершенных цветов и с трепетной заботой привозивших их обратно в Англию.

Сэмюэль в это время расхаживал по комнате. Он заглянул в другой альбом с акварелями, запечатлевшими виды портовых городков Британии – красивые картинки, но совершенно не интересовавшие его. Хотя, возможно, если б там оказался вид деревеньки Дартмура, где жили Грейси и Шарлотта, у Телмана мог бы появиться интерес. Но Питт все равно не сообщил ему, куда именно они уехали, и инспектор просто позволил себе помечтать, представляя, что они могли там сейчас делать, пока сам он торчал здесь, в этом чужом доме. Много ли у Грейси теперь забот или она свободно радуется жизни, гуляя по холмам и наслаждаясь солнечными днями? Девушка мгновенно предстала перед его мысленным взором – маленькая и решительная. Он видел ее сообразительное веселое личико с зачесанными назад волосами и глаза, с неизменным интересом смотревшие на мир. Вероятно, ей еще не приходилось бывать в таком месте, в сотнях миль от привычного города с его узкими улочками, где она выросла, многолюдными и шумными, с запахами вкусной стряпни, канализации, подгнившего дерева и дыма. Сэмюэль представил пейзажи вокруг той деревни – возможно, это были цветущие пустоши, почти беззащитные в своей природной красоте. Если вдуматься, то и сам он никогда еще не бывал в подобном месте, разве что в мечтах или пока разглядывал подобные картинки.

Будет ли Грейси хотя бы вспоминать его там, на отдыхе? Вероятно, нет… или лишь изредка. Инспектор еще не знал толком, как она относится к нему. Во время расследования Уайтчепельского дела ему казалось, что она наконец смягчилась и стала добрее к нему. Но они по-прежнему спорили почти по любому поводу, спорили о важных делах правосудия и общества и о том, как подобает вести себя мужчине или женщине. Все убеждения и опыт Телмана говорили, что она заблуждается, но он не мог выразить это при помощи каких-либо наглядных примеров, чтобы доказать девушке свою правоту. Он решительно не мог ничего объяснить ей. А она просто смотрела на него тем испепеляющим, нетерпеливым взглядом, словно он был беспокойным ребенком, и продолжала заниматься какими-то своими делами, готовкой или глажкой, с необычайно деловитым видом, точно показывая, что именно на женщинах держится мир, пока мужчины попусту спорят о нем.

Может, написать ей письмо, пока она там отдыхает?

Это был трудный вопрос. Шарлотта научила свою горничную читать, но это было совсем недавно. Может ли привести ее в замешательство необходимость ответа? Хуже того, в письме ей могут встретиться непонятные слова, – и не покажет ли тогда она его письмо своей хозяйке? Эта мысль заставила Сэмюэля смущенно сжаться. Нет уж! Писать он определенно не будет. Лучше не рисковать. И возможно, лучше – просто на всякий случай – не писать нигде ее адрес.

Его рассеянный взгляд еще блуждал по какому-то пейзажу в альбоме, когда Роуз Серраколд наконец вошла в гостиную, и он, так же как и Питт, сразу напряженно выпрямился, опустив руки по швам. Телман не представлял, какого рода особу он ожидал увидеть, но точно не такую потрясающую женщину в роскошном сиреневом в темно-синюю полоску платье с пышными рукавами и осиной талией. Ее светло-пепельные волосы, уложенные в безупречную прическу, мягкими волнами обрамляли голову, не свиваясь в причудливые локоны. Сама же она взирала на обоих полицейских, удивленно расширив замечательные небесно-голубые глаза.

– Добрый день, миссис Серраколд, – после паузы произнес Питт. – Извините нас за неожиданное вторжение, но трагические обстоятельства кончины мисс Ламонт помешали мне заранее договориться о визите. Я понимаю, что сейчас, во время предвыборной кампании, вы, должно быть, крайне заняты, но наше дело не может ждать. – Сталь его голоса исключала возможность возражений.

Хозяйка дома замерла в странной неподвижности. Она даже не повернула голову в сторону Телмана, хотя не могла не заметить, что он стоит всего в нескольких шагах от нее. Дама не сводила пристального взгляда с Томаса. Лицо ее не выразило никаких эмоций, позволявших предположить, знала ли она уже о смерти Мод Ламонт. Наконец Роуз заговорила тихим, покорным голосом: