- Лидия Андреевна, мы уже не напуганы, - произнёс дрогнувшим голосом темноволосый мальчишка с выразительными карими глазами.

- Да Павлик я. Знаю, ты самый храбрый. Товарищ лейтенант, вы даже не представляете, что тут творилось, - женщина робко подошла, безотрывно глядя Глебу в глаза. - Весь июль нам твердили, что немцы дальше Белоруссии не пройдут, что им вот-вот сломают хребет, а сеять панику и распускать слухи - государственное преступление. Потом они прорвались, мы с запозданием получили приказ об эвакуации, персональная ответственность возлагалась на директора детдома Постышеву Киру Борисовну. Но что она могла сделать? Райсовет, райком эвакуировали в первую очередь, там бегал какой-то человек из НКВД - весь издёрганный, охрипший. Кире Борисов не удалось его уговорить - у него самого двое детей остались в оккупации - под Витебском, их не успели вывезти. Нам выделили три машины, сказали ничего не брать, только одежду и документы. Вывезли не всех, но пообещали, что придёт ещё один грузовик - он застрял на переправе под Каменкой, но скоро будет здесь. Потом мы узнали, что переправу разбомбили - за нами никто не приедет. Бой шёл уже неподалёку, через село проехали три грузовика с красноармейцами, половина была ранены - они не остановились. Мы ждали у главных ворот, но появились машины с крестами, мотоциклы. Мы не знали куда бежать, спрятались в подвале. Почти трое суток тут сидим, дети умирают от страха. Немцы несколько раз сюда приезжали, шатались по зданию, смеялись, заглянули в подвал, но далеко не заходили.

- Вы здесь так долго? - недоверчиво пробормотал Шубин. – Невероятно… Но здесь же холодно, в подвале наверняка нет еды.

- А также воды и лекарств, - кивнула Лидия. - В этих подвалах нет вообще ничего. Мы ими практически не пользовались, потому что об этих подземельях ходила дурная молва. Я выбиралась несколько раз, когда уезжали немцы бегала по детдому - собирала тёплые вещи, искала воду, что-нибудь поесть, в медпункте набрала лекарств: аспирин, пирамидон, что-то ещё. Дети простывают, у Машеньки Петровой больное горло, у Вити Лазарева два дня держалась температура, сейчас удалось сбить, мы закутывали его в одеяло, обильно полили жидкостью…

- Подождите Лида… - смутился Глеб. - Если вы неоднократно выходили из подвала, значит видели там наверху, на лестнице?

- Конечно, - воспитательница подошла вплотную, понизила голос. - Я рассказала Катерине, но дети об этом не знают - мы их не выпускаем наверх. Я наткнулась на мёртвые тела, когда выходила в первый раз, меня вырвало - хорошо, что успела отбежать. Это директор - Кира Борисовна, наш старший воспитатель - Булычева Зинаида Яковлевна, мужчина - завхоз Игорь Михайлович, он не смотрите, что завхоз, всегда был опрятно одет, воспитанный, вежливый. Я до сих пор не могу их представить мёртвыми - стоят перед глазами как живые. Они не уехали вместе со всеми, считали, что не вправе покидать детдом пока не вывезут всех воспитанников. Мы даже не знали, что они здесь. Они, видимо, ушли в село, искали транспорт, а когда вернулись - повсюду были немцы, решили спрятаться - побежали в подвал, но их заметили у самой лестницы и открыли огонь, потом добивали. Мы слышали выстрелы, слышали как фашисты разговаривали, но не понимали, с чем это связано.

- Почему так случилось, товарищ лейтенант?, - подала голос вторая воспитательница. - Нам несколько лет внушали, что немцы - чуть не лучшие друзья, запрещалось говорить о них плохо, твердили, что войны никогда не будет, потому что у нас есть акт о ненападении. В первые дни думали, что это какое-то недоразумение, потом нас уверяли, что в Смоленскую область захватчики точно не придут. Что же творится на белом свете?

- Екатерина, давайте оставим эти вопросы нашему командованию и высшему партийному руководству, договорились?.. Подумайте лучше о детях. Вы хотите остаться здесь - в подвале?

- Нет, что вы! - обе женщины заговорили разом. Екатерина подавилась закашлялась, продолжала Лида: - Сначала мы думали, что всё вернётся, что Красная Армия погонит фашистов на запад, но этого не происходит и мы боимся, что это произойдёт не скоро. Увидите нас отсюда, мы очень просим. За себя не боимся - только за детей. Ведь они такие маленькие, ни в чём не виноваты.

Шубин колебался – масштаб, постигшего группу, бедствия ещё не отложился у него в голове, но ощущение тихого ужаса уже подкрадывалось. Даже без детей выбраться к своим - задача сложная. А что теперь?

- Дяденьки, уведите нас отсюда. Мы вас очень просим! - протянул кто-то из детей. - Нам страшно.

Сердце сжалось, Шубин резко дёрнулся, выходя из оцепенения, прошептал через плечо:

- Иван, дуй наверх - оттащите тела в соседнюю комнату, чтобы не попались на глаза. А как пройдут дети - верните обратно, чтобы немцы ничего не заподозрили. Ещё раз осмотреться… Уходим через задние ворота, сразу в лес. Действуй! Иван, привлеки всю группу, я выведу детей минуты через три.

Смертин что-то буркнул и испарился. Шубин глубоко вздохнул, на несколько мгновений провалился в ступор: «Будут ли немцы уничтожать детей, если их захватят?» - Вопрос интересный.

Воспитательница, Лида, словно прочитала его мысли, зашептала, обдавая горячим дыханием:

- Вы слышали, товарищ лейтенант, что случилось в белорусских Мезинках и Луговце? Это было в начале июля, нам Кира Борисовна рассказывала - она водила знакомство с информированными людьми из райкома. В Мезинках бомбили железнодорожную станцию, несколько бомб сбросили на детдом - он находился в окрестностях станций. Это были большие бомбы, товарищ лейтенант. Детдом эвакуировали, но колонна ещё не тронулась, там ничего не осталось, - Лида всхлипнула. - Погибли почти все ребята, их сопровождающие. В Луговце был интернат для неполноценных детей, врождённые инвалиды, ребятишки с умственными отклонениями. Немцы взяли город, хозяйничали в нём два дня, вывезли за город и расстреляли всех евреев, изолировали мужчин призывного возраста. Потом подошли наши танки - город отбили, хотя и ненадолго. Детдом был пуст, а в овраге - за городом, наткнулись на мёртвые тела. Всех вывезли и расстреляли, представляете. Это же дети, всего лишь дети. Ну и что с того, что у них ограниченные способности? Они по-своему умные, многое могут делать своими руками.

- Так, молодые люди, - встрепенулся Глеб. - Внимание сюда!.. Все меня слышат?

Дети дружно отвечали – Да, все! Голоса окрепли, появились защитники, они уже не чувствовали себя брошенными и обречёнными.

- С этого часа считайте меня своим главным воспитателем, можете звать меня - дядя Глеб, хотя это не для всех… - он покосился за спину, но там уже никого не было. - Держимся все вместе, никто не разбегается, вперёд не лезет. Выполняйте всё, что говорят ваши воспитатели, а они, надеюсь, будут выполнять всё, что скажу им я… - он сделал многозначительную паузу.

- Конечно, товарищ лейтенант. Можете не сомневаться, - зашептала Лида. - Только уведите отсюда детей.

- Выходим по одному… Держаться кучно… Возьмите только лекарства, воду, еду, если есть. Ничего другого брать не надо.

Это было форменное безумие - меньше всего командир разведвзвода ожидал, что получит такое, даже в страшном сне не могло привидеться. Он выходил из подвала, держась за стену, светил перед собой – коридоры затейливые, сгибались.