Опять же, на всякий случай, я представляю, что эта надежда, чьей бы она не была, всегда – нет, не так – ВСЕГДА будет гореть в груди моей девочки.

И пока я занимаюсь мозговым штурмом, я особо не слежу за тем, что видит перед собой Сэнди. И когда я наконец решаю посмотреть, то понимаю, что Сэнди пришла обратно к Ривьере. Ривьера…

И только сейчас я обращаю внимание на воспоминание Сэнди, связанное с кокаином. Ривьера уговаривал мою девочку нюхнуть дорожку-другую этой гадости. Тогда моя девочка отказалась. Но сейчас, наряду с непонятной надеждой, я чувствую два желания, однозначно принадлежащие моей Сэнди – желание никогда не пробовать кокаин и желание его попробовать.

Я представляю, что разрываюсь на двадцать пять частей, чтобы с их усилием сконцентрировать эту непонятную надежду в теле Сэнди. Меня сносит волной противоречащих друг другу оценочных суждений, но я представляю себе, что твердо стою на своем. Я управляю своими частями. Все мои части запирают в сердце Сэнди неугасающую надежду. Я не знаю, получается у меня или нет, но радуюсь тому, что меня не выкидывает из ее головы.

Какой-то шум, доля секунды. Сэнди не успевает обернуться, на ее голове оказывается мешок. Ее глаза полностью во тьме.

Весь я полностью во тьме.

– Не шевелись, – слышу я ушами Сэнди грубый голос.

Мою девочке сжимают руки за спиной, надевают наручники. Сэнди пытается отбиться от верзилы, но как-то вяло. Хоть туфли на ее ногах и сбиваются, все равно, так не отбиваются, когда хотят сохранить себе жизнь. Охранник попадается мощный, это чувствуется, тут и агрессия оказалась бы бессильной, не то что вялая имитация бегства. Мою девочку волокут, и волокут с силой, она могла бы оторвать ноги от земли и на скорость волочения это никак не повлияло бы. Это правильно, что я чувствую ее беды в той же мере, что и она… только я ожидал от моей Сэнди более сильного страха. Она спокойна, ее мысли далеко отсюда, теплый храм по-прежнему греет ее душу, греет как камин зимой, о котором не привык думать, потому что он очень давно является частью дома. Я бы на месте Сэнди испугался, если бы кто-нибудь потащил меня куда-то, но она спокойна. И я убеждаюсь, что внешнее спокойствие, которое несмотря ни на что проявляла Сэнди и которое я всегда ценил, не является актерской игрой или защитной реакцией, оболочкой непроницаемости. Внешнее спокойствие Сэнди в полной мере проявление спокойствия внутреннего.

Я люблю душу своей девочки. Люблю ее мысли, отстраненность от суеты, от реальности, от окружающей ее опасности. Я не хочу, чтобы абстрактная чаша весов склонилась в пользу черного кокаина. Душа моей Сэнди летит идеально, ей не нужен допинг.

Мою девочку сажают на заднее сиденье какого-то автомобиля. Она задает логичный вопрос – задает не из естественного страха, а словно бы потому, что того требует сценарий.

– Что вам нужно?

– Автограф, – отвечает кто-то грубо.

Затем я слышу звук мотора.

Я думаю об Ине, думаю о нем как о засранце, нарушившем свое обещание, затем представляю, что оказываюсь рядом с ним.

В следующее мгновение я оказываюсь лицом к лицу с Генри Ашесом. Его загорелые руки с обвисшей, явно лишней кожей держат возле растянутого годами уха телефон. Стодевятнадцатидюймая плазма показывает нуар.

Я все понимаю и беру свои мысли обратно. Ин – не засранец.

– Вы ее взяли? – спрашивает Генри Ашес, реально спрашивает, а не кряхтит.

Я перемещаюсь на сиденье рядом с Сэнди, чтобы услышать ответ.

– Да, она в машине, – отвечает грубый голос. Я просачиваюсь сквозь переднее сидение и вижу знакомое лицо охранника – того самого, что не мешал мне забирать деньги из Роллс Ройса незадолго до моей смерти. Я вновь перемещаюсь к Генри Ашесу. Интересно, он помнит, что тогда отвалил огромную кучу денег непонятно на что?

– Отменяйте. Высадите девушку, и как можно скорее.

Я оказываюсь в машине как раз вовремя, чтобы увидеть как охранник кашляет, видимо, подавившись воздухом.

– Сэр, но Торментус…

– Мне плевать на Торментуса! – Я вижу слюни Генри Ашеса, проделывающие путь от его губ до шляпы детектива на стодвадцатидюймовом экране. – Это моя дочь! Ни одна мразь не смеет к ней притрагиваться!

– Но, сэр, вы сами…

– Лучше заткнись, Донни, а то пожалеешь. Возвращай мою Сэнди на Пасифик Хайтс, без разговоров!

Я почему-то удивляюсь, что Генри Ашес знает наш с Сэнди адрес, затем вспоминаю, что он не так давно, лет шесть назад, жил там вместе с тетей Лорен. Тетя Лорен… Наблюдая, и наблюдая впервые за праведным гневом Генри Ашеса, я понимаю, что такой «отец Сэнди» мог бы быть достойным мужем тети Лорен – или, что честнее, но что не хочется мне констатировать, вдовцом. Жаль только, что это не его эмоции…

Охранник – Донни, насколько я помню – что-то пытается сказать в трубку, но уже поздно, Генри Ашес вешает трубку. Донни вздыхает, как вздыхают садисты при отсутствии жертвы, и сворачивает на дорогу, без поворотов ведущую на Пасифик Хайтс.

– Назови свой адрес, – просит он у Сэнди таким тоном, каким обычно требуют.

– Ахах, ты решил меня вернуть домой? – спрашивает Сэнди и смеется.

Смеется!

Я ее обожаю!

– Типа того, – бурчит Донни.

– Ну ты, Ривьера, и шутник, – тихо говорит Сэнди.

Донни все слышит, на его кирпиче, которое и лицом называть не хочется, появляется понимание человека, которого никогда не посвящают в важные дела.

Вскоре Донни останавливается у нашего родного домика. Он выходит из машины, открывает заднюю дверь, помогает, и помогает довольно деликатно, надо заметить, выйти Сэнди из машины, затем снимает наручники и говорит:

– Спокойной ночи.

– Не забудь мешок. Он на моей голове.

На кирпиче Донни даже появляется какое-то подобие улыбки.

– Оставь себе.

Он забирается в машину. Сэнди снимает мешок с головы и взглядом провожает машину до тех пор, пока она не исчезает в полумертвом ночном трафике. Мне стыдно в этом признаваться, но я хочу вновь побывать в ее голове, чтобы погреться возле теплого храма. К Сэнди подходит какой-то мужчина – и мне кажется, что я его где-то видел.

– Можно ваш мешок? – спрашивает он.

Сэнди даже не удивляется.

– Пожалуйста. – Она протягивает мешок мужчине.

– Спасибо. – Мужчина перебегает дорогу, ему, похоже, наплевать на отсутствие светофоров.

Как впрочем, и мне наплевать на него. Я пытаюсь попасть в голову Сэнди, но меня отбрасывает, да с такой силой, что я лечу сквозь асфальт куда-то к недрам Земли. Лечу и думаю о неизвестном вторженце, хочу, чтобы мои мысли как-нибудь телепортировались в его голову.

«Твое время подходит к концу, сукин сын,