понял, что я ни в чем не виноват, почему же он никак не поймет, что Сэнди тоже здесь ни при чем?

– В одних телах я играю одну роль, в других – другую, – говорила мне Клэр незадолго до моей смерти.

Убеждение, что неизвестный вторженец – мститель с праведным гневом в груди, исчезает. Неизвестный вторженец, он же внетелесный придурок – просто психопат и извращенец. У меня такое к нему отношение, более для меня привычное, и с этим отношением я найду его и заставлю…

– У нас проблемы, Генри, – вновь говорит Торментус, и я заставляю себя переключить внимание с собственных открытий на скрытое медленно рассеивающимся дымом лицо Торментуса.

Желудком Папочки я ощущаю странный импульс – какая-та смесь облегчения и напряжения.

– У меня есть связи с колумбийскими моряками, – продолжает Торментус. – Они же будут осуществлять нашу следующую перевозку, понимаешь, о чем я?

Папочка кряхтит, что понимает. В его голове вспыхивает голая Тая, и я понимаю, что бедная девушка – одна из рабынь, которую ожидает перевозка.

– Есть один персонаж, который может сорвать перевозку. Он недавно потерял свой бизнес. Колумбийские моряки, к несчастью, сохранили с ним деловые отношения – они до сих поставляют ему черный кокаин. Оплата в рассрочку, без процентов. Я не знаю, почему с мелкой сошкой обращаются как с Карло Гамбино, но эту проблему необходимо решить.

Папочка кряхтит, он хочет узнать имя этой мелкой сошки.

– Ривьера.

Я не удивляюсь. Очевидно, лимит потрясений на сегодня превышен, и до следующего сна меня уже ничем не удивить.

– Нам ни в коем случае нельзя его убивать, – продолжает Торментус. – Неизвестно, как колумбийские моряки на это отреагируют. А найти новых перевозчиков, понимаешь, трудно. Повсюду крысы…

Папочка не кряхтит, он просто кивает.

– Нам необходимо прищучить Ривьеру. Он требует у моряков кокаин уже на этой неделе. А на этой неделе у нас перевозка. Мы не можем позволить себе второй перенос – наши индийские друзья этому не обрадуются.

В голове Папочки проносится воспоминание, которое объясняет причину первого переноса. Я вижу смутную картинку с голой Таей на кровати в Папочкиной гостевой комнате – той же кровати, на которой мы с Сэнди спали, когда имели несчастье навещать Папочку. Мне противно, я поражаюсь, почему такая мразь является отцом лучшей женщины на свете? Ей передались только гены тети Лорен?

– Генри, я не хочу вовлекать в это своих людей. Они мне нужны для другого дела.

"Для какого?" – спрашивает про себя Папочка – вслух задать вопрос побаивается.

– Я вынужден попросить тебя разобраться с Ривьерой.

Сигара Торментуса аккуратно опускается в пепельницу.

Смутные подозрения Папочки обретают очертания, и я понимаю, что его опасения подтверждаются. Папочка кряхтит, что не представляет, как можно заткнуть Ривьеру. Торментус ухмыляется.

– У Ривьеры есть жена. Или подруга. Или сестра. Или брат, или отец, и так далее, и тому подобное. Старое доброе похищение родственников, Генри. – От тона Торментуса не веет, а воняет нравоучением, неудивительно, что Папочка злится.

"Этот засранец будет учить меня похищению и запугиванию?" – выговаривает он про себя, и мне кажется, будто некий дух произносит эту фразу вслух.

Однако Папочка послушно кивает этому засранцу и кряхтит, что сделает все, что потребуется.

– Я знал, что ты так и скажешь, Генри, – говорит Торментус, говорит так, будто обращается к послушному, но недалекому ученику. Такое общение не перестает меня удивлять – во-первых, Папочка сам привык со всеми разговаривать кряхтеть, как Торментус с ним, ну и во-вторых, Торментусу на вид не больше сорока, а Папочке на вид – не меньше ста восьмидесяти.

Но Папочке надо отдать должное. Порой он возвращается трогательными мыслями к Клэр. Его воображение рисует старшую дочь лежащей в больнице без сознания – и надо признать, его воображение не ошибается.

– Скоро мне пришлют фотографию его подруги, – говорит Торментус. – Думаю, тебе не надо объяснять, что нужно делать.

Не надо. В голове Папочки возникает привычный алгоритм – трудоустройство девушек на виноградник с последующей продажей в рабство. Все предыдущие девушки "уволились" в один день, чтобы освободить место другим, таким же наивным и обманутым. В случае с подругой Ривьеры этот привычный алгоритм сокращается в два раза, стадия с виноградниками опускается.

Вот только… Кого посчитают подругой Ривьеры – женщину в латексе или мою Сэнди? Вопрос кажется мне страшным, и не удивительно – ведь во всем, что касается Сэнди, я проявляю повышенную чувствительность. Во мне горит слепая уверенность – и этой уверенности я доверяю, я верю, что подругой посчитают женщину в латексе, поскольку она действительно встречалась с Ривьерой (или по крайней мере имела с ним половой акт), а с моей Сэнди Ривьера познакомился если не сегодня, то вчера, не раньше. И эту уверенность непонятно как, но подпитывает фетиш Папочки на брюнеток. Женщина в латексе – брюнетка, все девушки с виноградников – брюнетки, бедная Тая, вынужденная терпеть Папочкин стручок – тоже. Я ищу в голове Папочке какие-либо сведения о цвете волос всех рабынь, но ничего конкретного не нахожу. Да, я убеждаюсь, что у Папочки бзик на брюнеток, но этот бзик не означает, что у всех рабынь обязательно должен быть черный цвет волос.

Моя слепая уверенность рушится немедленно. Я в страхе жду фотографию. В это время Торментус просит, почти заставляет Папочку выкурить сигару. Папочка слушается. Ему поджигают сигару – и вскоре он расслабляется, получает удовольствие, и я знаю, что его удовольствие было бы еще сильнее, если бы не обстоятельства встречи с Торментусом.

Наконец, приходит сообщение. Я сосредотачиваю все свое внимание, свои переживания на Торментусе. Я уверен, глазами Папочки я вижу лучше, чем сам Папочка. Poontang десятой модели оказывается в руках Папочки. Он смотрит на фотографию, и я, смотря его же глазами, гораздо раньше осознаю, кто на этой фотографии запечатлен.

За ней явно следили. Фото сделано сбоку, в движении, да еще и вечером. Но даже в безфонарную ночь я узнаю серо-рыжие волосы, обрамляющие самое любимое лицо на свете.

Лицо моей Сэнди. Мое нутро вытягивается уже ставшей для меня привычной вибрирующей спиралью. От размера этой спирали должна разорваться голова Папочки, но она не разрывается, более того – в ней отсутствует даже намек на переживание, связанное с фактом, что ему, Генри Ашесу, придется продать в рабство собственную дочь.

Я должен во что бы то ни стало спасти Сэнди. Заставить ее покинуть Ривьеру.

Пока Торментус и Папочка… глупо обозначать отца Сэнди достаточно ироничным именем после всего того, что я о нем узнал…

Пока