Замок щелкнул, на табло высветилась надпись «опен», и я потянула на себя деревянную дверь.

Подъезд, в котором жил мой покойный сосед, почти не отличался от нашего. Разве что было чище.

Оно и понятно. У меня вообще такое ощущение, что все местные уроды собрались в месте проживания компактно. В нашем подъезде.

Именно наш подъезд стоял распахнутым дольше всех остальных подъездов в доме. Именно у нас в подъезде постоянно собираются пьяные компании. Именно в нашем подъезде чаще всего обворовывают жильцов.

Наконец, с великими усилиями мы собрали деньги и установили нормальный механизм, который автоматически закрывал дверь за всеми входящими-выходящими жильцами. (Проделать эту процедуру сами они, конечно, не могли. Интеллекта не хватает.)

И что вы думаете?

Три раза кто-то из подъездных уродов по ночам снимал с двери доводчик!

Так что я искренне завидую нормальным людям, живущим в нормальных домах. Судя по всему, в подъезде Казицкого жили нормальные люди.

Вычищенные лестничные клетки. Никаких объедков, никакой грязи возле мусоропровода. На некоторых этажах даже стояли живые цветы в горшочках разной величины. В общем, приятно посмотреть.

Я медленно поднималась по лестнице, разглядывая номера квартир.

Квартира Казицкого была на седьмом этаже.

Несколько минут я стояла перед черной сейфовой дверью. Сердце мое исполняло танец с саблями.

Наконец, я решилась. Достала связку, сжала ее пальцами так, чтобы она не звенела, и начала тыкать круглым ключом в отверстие замка.

К моему удивлению, нужный поворот нашелся почти сразу, и замок лязгнул, открывая мне путь.

Теперь второй.

Второй открылся не менее легко. Минуту я постояла на месте, пытаясь справиться с сердцебиением, не справилась, и осторожно толкнула дверь от себя.

И тут же испуганно придержала ее: а вдруг заскрипит?

Дверь, к счастью, двигалась абсолютно бесшумно. И вообще, она выглядела очень новой и солидной. Непонятно, зачем скромному сотруднику не слишком доходного института ставить дома такую дверь.

Я распахнула дверь до конца и ступила в чужую темноту.

То, что темнота была чужой, неопровержимо доказывали запахи. Здесь пахло пылью, валокордином и еще каким-то неуловимо казенным запахом бумаги. Так пахнет в старых библиотеках.

Я немного постояла в прихожей, прислушиваясь. Тишина.

Конечно, никого здесь нет, да и быть не может! И все же мне было страшно.

Глаза привыкли к темноте и начали различать очертания предметов.

Справа смутно нарисовался платяной шкаф. За ним зеркало с тумбочкой, телефон на ней…

Я зажгла фонарик, и желтый круг сразу упал на аппарат.

Я замерла.

Под зеркалом красовался зеленый допотопный «Телеком», словно материализовавшийся из моего сна!

Не может быть!

Я подошла ближе и ощупала аппарат.

Нет, мне не кажется. Именно такой телефон я видела во сне.

Волосы на моей голове зашевелились от предчувствия чего-то жуткого и мистического. Сейчас аппарат разразится негромкой переливчатой трелью, я сниму трубку, скажу «Алло…»

И мне никто не ответит.

Я стояла возле зеркала и ждала, по коже бегали ледяные мурашки. Но телефон молчал.

Тогда я сняла трубку и с облегчением услышала бодрый длинный гудок.

Дура! Нельзя же так себя накручивать!

Я глубоко вздохнула. На всякий случай пошарила светом фонарика по тумбочке.

Ничего интересного. Справочник «Желтые страницы», деревянный карандаш, кусочек бинта…

Тут круг света упал на обои позади телефона. Я подскочила и снова чуть не заорала.

Именно такие старые, ветхие обои я видела во сне! И рисунок тот же! И цвет!

«Нет, это не может быть простым совпадением,» — шепнул мне рассудительно внутренний голос. И повелительно добавил: «Ищи!»

И я принялась искать.

Отодвинула в сторону телефон, пошарила желтым лучом по стене.

Есть!

На ветхих обоях внезапно слабо высветилась какая-то надпись. Точнее, не надпись, а цифры.

Знаете, есть люди, которые любят записывать нужные номера не в книжках, а прямо на обоях. Помните «Покровские ворота»? Там возле телефона всегда был карандаш. А номера писали на стене.

Я уткнулась в стенку носом.

Вот и Казицкий любил это делать. Нацарапал два номера прямо на бумажных обоях. А чтобы было не слишком заметно, нацарапал их карандашом. Обои серо-коричневые, на них след карандаша почти незаметен. Только если специально приглядеться…

Два номера.

Я схватила с тумбочки карандаш, вырвала из справочника край страницы и быстро переписала четырнадцать цифр.

Видимо, номера московские. Если бы они были междугородние, то Казицкий наверняка бы дописал цифры кода.

Я еще раз дотошно проверила, правильно ли я разглядела номера, сверилась со своими записями и сунула бумажку в карман. Второй раз я сюда вряд ли приду.

После этого я вдруг спохватилась, вернулась к входной двери и закрыла ее на один замок.

Тот, который попроще.

Пора идти в комнаты.

Длинный коридор приводил гостя в зал. Справа дверь на кухню, рядом с ней удобства… Так.

Слева дверь в еще одну комнату.

А где третья? Помнится, Олег Витальевич говорил, что у Казицкого трехкомнатная квартира.

Я вошла в зал и пошарила лучом по стене. А! Понятно! Зал и третья комната смежные!

Я вернулась в коридор и повернула налево.

Комната казалась длинной и узкой. На полу валялись какие-то предметы, узлы, коробки…

Я пошарила лучом по полу.

Так. Видимо, Казицкий собирал вещи покойной матери. В разворошенных узлах пододеяльников были старые женские пальто, платья, юбки и кофты. Еще в комнате было множество коробок со старой обувью, а на столе стоял деревянный ящик, похожий на ящик с посылкой.

Я подошла к нему и поворошила содержимое.

Лекарства. Бесконечное количество лекарств.

Видимо, это была комната покойной матери Казицкого.

Я вышла из нее и направилась в зал.

Даже при тусклом свете фонарика мне было ясно, что разгром здесь учинили ужасающий. На полу валялись журналы и книги, по всей комнате были разбросаны диванные подушки, а телевизор почему-то был снят со своей подставки и отставлен к окну.

Я вздохнула. Малоприятное зрелище. Убирать-то здесь придется Юле…