Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я... я видела, как ты упал,— голос ее слегка охрип.— Не сильно ударился?
— Корчусь от боли. Эй, поосторожнее с больной рукой.
Но она не вняла предостережению. Она меня целовала. Так же истово, как отвешивала пощечины до этого, не пытаясь хоть немного сдержаться. Она не плакала, но щека ее была мокрой от слез. Через минуту, а может, и две она прошептала:
— Мне так стыдно. Я так сожалею.
— Я тоже. Тоже сожалею. — Я понятия не имел, о чем именно говорит каждый из нас, но это было не важно в тот момент. Вскоре она поднялась и помогла мне взобраться на берег, после чего я поковылял к дому, держась за ее руку. По дороге мы миновали бунгало профессора, но я больше не стал предлагать ей навестить его.
Было начало одиннадцатого, когда я проскользнул под приподнятый полог обращенной к морю шторы. Я все еще помнил ее поцелуи, но и пострадавшая скула ныла по-прежнему, поэтому мне удавалось сохранять нейтральное состояние. По отношению к ней, разумеется. А в отношении других, то есть профессора и его людей, мое отношение нейтральным никак нельзя было назвать. В одной руке я держал фонарь, в другой нож. На этот раз он не был обернут тряпкой. Готов смиренно проспорить любую сумму, если на острове Варду смертельную опасность представляют только собаки.
Луна надежно спряталась за тяжелой тучей, но я не стал рисковать. До входа в шахту у подножия горы было не меньше четверти мили, и я покрыл это расстояние практически полностью на четвереньках, отчего моей больной руке лучше никак не стало. С другой стороны, добрался благополучно.
Я не знал, были у профессора причины выставлять караул у входа в шахту или нет. Но лучше перестраховаться. Поэтому, поднявшись на ноги, я прижался к скале в том месте, где меня не будет заметно, даже если взойдет луна, и замер. Я простоял так пятнадцать минут кряду и слышал только отдаленный шум океана и гулкое уханье собственного сердца. Любой ничего не подозревающий охранник не шелохнется в течение пятнадцати минут только при условии глубокого сна. Спящих людей не боюсь, поэтому вошел в шахту.
Мои сандалии на резиновой подметке ступали по известняку совершенно беззвучно. Никто не мог меня услышать, а после того, как слабое свечение от входа в пещеру осталось далеко позади, уже никто не видел меня. Фонарь я не зажигал. Если в шахте кто-нибудь есть, я скоро встречусь, с ними, застав врасплох. В темноте все люди равны. А с ножом в руке я был чуточку неравен остальным.
Между стеной и рельсами было достаточно места, чтобы не идти по шпалам. Я не мог рисковать, если расстояние между ними внезапно изменится. Для ориентировки можно было изредка проводить костяшками пальцев правой руки по стене туннеля. Главное, чтобы при этом рукоятка ножа не стукнулась о камень.
Через минуту стена туннеля резко свернула вправо. Я дошел до первого круглого зала в пещере, направился ко входу в туннель, расположенный напротив того, из которого я только что вышел. Чтобы не сбиться с пути, я внешней стороной своей левой стопы прикасался к шпалам. Пять минут ушло на то, чтобы преодолеть семьдесят ярдов — ширину пещеры в этом месте. Никто меня не позвал, никто не включил свет, никто на меня не набросился. Я был один. Или меня оставили одного, что не совсем одно и то же.
Через тридцать секунд после выхода из первого зала я попал в следующий. Именно здесь, как утверждал профессор, были произведены первые археологические открытия. Два входа в туннели, подпертые сваями слева, рельсы продолжают идти прямо, а направо — тот туннель, в котором работал Хьюелл со своими людьми. Этот туннель меня совсем не интересовал. Профессор дал мне понять, что именно там находился источник взрывов, разбудивших меня в предыдущий день, но количество породы в отвале, которое я заметил там, могло бы обвалиться при взрыве разве что пары хлопушек. Я пошел вдоль железнодорожной ветки в туннель на противоположной стороне зала.
И вскоре очутился в третьем зале, потом в четвертом. Ни в одном из них не было туннелей, ведущих на север, в сторону горы. Я обнаружил это, обойдя полукруг справа вдоль стены, пока снова не наткнулся на рельсы. С южной стороны в обоих залах оказалось по два туннеля, ведущих в южном направлении. Но я продолжал идти вперед. Больше залы мне не попадались, только длинный туннель, идущий все дальше и дальше.
И еще дальше. Мне казалось, что я никогда не дойду до конца этого туннеля. Никаких археологических раскопок здесь не велось. Прямой туннель с гладкими стенами, содержимым которых никто не интересовался. Это был ход, ведущий куда-то. Теперь мне приходилось идти по шпалам, потому что туннель сузился вдвое по сравнении с прежним, и я обратил внимание, что он слегка, но упорно поднимается все выше. Кроме того, я отметил, что воздух в туннеле был все еще свежим, хотя от входа в пещеру меня отделяло мили полторы. Вероятно, это было связано с тем, что туннель имел вертикальный уклон вдоль склона горы, что облегчало устройство вентиляционных шахт. Я к этому времени пересек примерно наполовину западную часть острова, и нетрудно было догадаться, что скоро туннель прекратит подниматься и постепенно пойдет вниз.
Ничего подобного. Ровное место, когда я до него добрался, представляло собой отрезок туннеля длиной не более ста ярдов, откуда он резко уходил вниз. В этот самый момент я не смог нащупать правой рукой стену туннеля. Рискнув включить на мгновенье фонарь, я увидел справа большую яму, тридцати футов глубиной, наполовину заполненную обломками камней. Сначала я решил, что это и есть место вчерашних подрывных работ, но, взглянув в яму еще раз, отказался от этой мысли. Там находилось не менее двухсот тонн горной породы, значительно больше дневной нормы.
Это была сбросовая яма, вероятно, вырытая заранее для того, чтобы можно было при надобности
