Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыл дверь пошире, вошел внутрь и прикрыл ее за собой. Я повернул выключатель и оглядел пещеру.
Но это была не пещера. Это была могила.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Пятница 1.30 — 3.30
Какой-то изъян в атмосфере пещеры, вероятно, смесь влажного воздуха и паров фосфата извести, позволил телам сохраниться в почти идеальном состоянии. Разложение уже началось, но в самой незначительной степени, никоим образом не исказив пока внешность девяти трупов, лежавших в ряд в дальнем конце пещеры. Темные пятна на груди белых и защитного цвета рубах позволяли отчетливо представить себе, как их умертвили.
Зажав пальцами нос и стараясь дышать через рот, я включил фонарик, чтобы получше рассмотреть лица погибших.
Шестеро убитых были мне совершенно неизвестны. Судя по одежде и жилистым рукам — работяги. Я был уверен, что никогда не встречал их раньше. Но седьмого я узнал сразу же. Седые волосы, пушистые усы, борода: передо мной был истинный профессор Уизерспун. Даже сейчас сходство с самозванцем, занявшим его место, казалось поразительным. Рядом с ним лежал гигант, человек с рыжими волосами и огненного цвета густой щеткой торчащих в обе стороны усов. Это, несомненно, был доктор Ред Карстерс, чей портрет мне показывали в журнале. Девятый труп сохранился значительно лучше остальных, и я узнал его с первого взгляда. Его присутствие здесь подтверждало, что люди, опубликовавшие повторное объявление о найме па работу специалиста по топливу, действительно в нем нуждались. Это был доктор Чарльз Фейрфилд, мой бывший шеф в Отделе ракетного топлива исследовательского центра в Хепуорте. Один из восьми ученых, которых соблазнили поездкой в Австралию.
Пот застилал глаза, но меня всего трясло от холода. Что здесь мог делать доктор Фейрфилд? Почему его убили? Старый Фейрфилд никогда ни во что не ввязывался. Блестящий ученый в своей области, он был страшно близорук и проявлял стойкое безразличие ко всему на свете кроме собственной работы и тайной страсти к археологии. В этом смысле связь Фейрфилда с Уизерспуном была столь же очевидной, сколь и удивительно непонятной. Чем бы ни объяснялось внезапное исчезновение доктора Фейрфилда из Англии, совершенно ясно одно: это не имело никакого отношения к археологическим раскопкам в заброшенной шахте. Но в таком случае, что же он, черт возьми, здесь делал?
Мне казалось, будто я нахожусь в морозильнике, но пот все сильнее струился по затылку. Не выпуская фонарь из правой руки — нож был в левой,— я вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер шею. Чуть левее, впереди меня, на стене вдруг возникло светлое пятно. Отблеск от металлического предмета, на который упал луч фонаря. Но что это? Откуда здесь металлический предмет? Кроме трупов в этой пещере были только аккумулятор, провода на стене и выключатель из черной пластмассы. Я задержал руку с платком и фонарем за головой в том же положении. Отблеск на стене пещеры никуда не делся. Я замер как статуя, не спуская с него глаз. Светлое пятно на стене переместилось.
У меня остановилось сердце. Врачи могут возразить, но оно действительно остановилось. Я осторожно, медленно опустил руку с фонарем и платком из-за головы, переложил фонарь в левую руку, бросил платок на пол, обхватил рукоятку ножа правой рукой и резко развернулся.
Их было двое. От двери пещеры они отошли на четыре фута, до меня оставалось еще футов пятнадцать. Два китайца. Они уже начали расходиться в стороны, чтобы взять меня в кольцо. Один — в холщовых штанах и рубахе, другой — в шортах, оба — рослые, мускулистые и босые. Немигающие узкие глаза, застывшая неподвижность желтых восточных лиц не скрывали, а скорее подчеркивали выражение холодной решимости. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: они явились не с дружеским визитом. Да и визитные карточки у них в руках не соответствовали правилам этикета: два убийственных обоюдоострых кинжала для метания, страшней которых я в жизни не видел. В правилах хорошего тона рассматривается множество вариантов представления вновь прибывших незнакомых гостей, но такой вариант отсутствует.
Утверждать, что я не испугался, было бы смешно, поэтому я и не буду этим заниматься. Я испугался, испугался здорово.
Двое тренированных убийц против полуинвалида, четыре здоровых руки против одной. Два явных эксперта по боевым искусствам против человека, который ни разу не зарезал кого-то, а с кухонным ножом дела не имел. И для первого урока был момент не очень подходящий. Однако надо было что-то предпринимать, причем как можно скорее, прежде чем кому-нибудь из них придет в голову, что с пяти ярдов в такую мишень, как я, не промазать, и он перехватит кинжал за лезвие, чтобы было удобней метнуть.
Я бросился на них, занеся правую руку с ножом над головой, будто это не нож, а дубина, и они неожиданно попятились. Может быть, от отчаянной бессмысленности такого поступка, а скорее оттого, что на Востоке с почтительным страхом относятся к сумасшедшим. Я со свистом рассек ножом воздух и в тот же момент, как осколки разбитой лампочки посыпались мне на голову, нажал на кнопку фонаря в левой руке. В пещере стало темно, как в могиле, коей она и была на самом деле.
Надо было двигаться и как можно быстрее, прежде чем они поймут, что у меня двойное преимущество: фонарь в руке и возможность бить ножом наугад, твердо зная при этом, что попаду в противника, в то время как у них пятьдесят процентов вероятности угодить друг в друга. Не боясь нарушить внезапно наступившую тишину, я сорвал пластырь со стекла фонаря, снял сандалии, пробежал три шага в сторону выхода, резко остановился и пустил сандалии вперед вдоль пола с таким расчетом, чтобы они шлепнулись о деревянную дверь.
Будь у китайцев секунд десять на оценку своей позиции и проработку возможных вариантов, они наверняка не рванулись бы опрометью в сторону источника звука. Но в их распоряжении было не больше пяти секунд на размышление, и первая неизбежная реакция: он пытается улизнуть. Я услышал быстрый топот босых ног, стук столкнувшихся тел, глухой удар и истошный вопль, агонизирующий, захлебнувшийся в звоне упавшего на
