— Джоуи, полиция… полицейская машина…

Он схватил ее за запястье и оттащил от окна. Все завертелось слишком быстро, на раздумья не оставалось времени. Бет выскочила следом за Джоуи через заднюю дверь, на мокрый двор. Джоуи прокрался вдоль стены к углу гаража. Бет не отпускала его куртку.

«Нас арестуют, — думала Бет. — Отдадут под суд. Отправят в тюрьму. Или… Или нас ждет что-нибудь похуже. Что-нибудь новое».

Уж лучше тюрьма. Все лучше жучков в голове, или что там еще придумают инопланетяне.

У Бет сбилось дыхание, она почувствовала, что вот-вот расплачется. Но Джоуи продолжал тянуть ее за руку, и ей стало не до слез.

Он вскочил на мотоцикл и завел мотор, пока Бет устраивалась сзади.

Отсюда, от гаража, укрытая от фонарей и, возможно, чужих глаз, Бет прекрасно видела полицейскую машину. Та была припаркована под углом, не перегораживая подъездную дорожку. Черно-белая машина управления шерифа Бьюкенена. Она не издавала ни звука, лишь фонарь на крыше непрерывно мигал, освещая улицу. Красный свет мелькал под отливными карнизами, красный свет карабкался по стволам деревьев, скрываясь в листве. Никто не вышел. Соседи не спешили поглазеть на происходящее с крылец и лужаек. Может быть, они и так все знали. Может быть, им не нужно было смотреть.

Двигатель «ямахи» взревел; Бет отчаянно вцепилась в Джоуи и седло. Они помчались по дорожке Ньюкомбов. Теперь Бет увидела полицейского — по крайней мере, часть его лица, когда он повернулся, заметив движение. Машина стояла тихо, даже не на холостом ходу. Бет ожидала, что завоет сирена, зарычит мотор, взвизгнут шины, начнется погоня, особенно опасная на крутых мокрых улицах…

Но полицейская машина осталась на месте. Джоуи свернул с подъездной дорожки, затормозил и опустил ногу на асфальт.

«Что он творит? Гони!» — подумала Бет.

Но тут она поняла. Джоуи играл с полицейским.

Бет видела полицейского за стеклом машины и по его угрюмому, но спокойному лицу понимала, что ничего не будет: ни погони, ни суда, ни тюрьмы.

Только этот сумрачный взгляд… это наблюдение.

«Мы вас знаем. Мы знаем, что вы натворили».

По коже Бет пробежали мурашки.

«Арестуй нас! — послала она мысль в направлении полицейской машины. — Погрози нам пистолетом! Закричи!»

Но там, позади, где затухал звук работающего вхолостую мотоциклетного мотора, была лишь пугающая тишина.

Затем Джоуи дал газу, и «ямаха» с ревом помчалась вниз по склону. Преступление и наказание нового мира.

Войдя в пустой конференц-зал больницы, Мэтт увидел Тома Киндла. Изрядно похудевший, тот терпеливо сидел в кресле-коляске у окна.

— Рано вы, — заметил Киндл.

— И вы тоже.

— Медсестра привезла меня сюда перед окончанием смены. Мэттью, вы заметили, что в больнице почти не осталось сотрудников?

— Заметил.

— В эти часы больница напоминает город-призрак. После заката становится страшновато. Даже не представляю, чем они занимаются в свободное время. Пересматривают сериал «Даллас» и грызут попкорн?

Мэтту было не до шуток. Он достал из чемоданчика блокнот, положил на кафедру и открыл на странице, где в последний месяц расписывал все вероятные трудности и чрезвычайные ситуации (а их было немало), которые он только мог представить. Взглянул на часы: семь тридцать. Собрание было назначено на восемь вечера.

— Скоро начнем, — заметил Киндл его взгляд. — Если, конечно, хоть кто-нибудь придет.

— Мы пришли, — ответил Мэтт.

— Ага. Знаете, я ведь спросил сестру Джефферсон, сколько народу… ну, приняли то же решение, что и она. Она ответила: «Почти все». Я спросил: «А кто отказался?» Она ответила: «Примерно один на десять тысяч».

— Правда? Откуда сестре Джефферсон знать?

— Мэттью, черт побери, а откуда все эти знают то, о чем говорят? Думаю, они подключены к одной библиотеке. С помощью экстрасенсорики или чего-то похожего. Но я человек и могу только гадать. Вчера вечером я задал тот же вопрос уборщику. Сколько людей отказались от заманчивого предложения вечной жизни? Он облокотился на пылесос и сказал: «Да вроде один из десяти тысяч».

— Том, на вашем этаже убирает Эдди Лавджой. Он немой и почти глухой.

— Гм? Значит, больше не немой.

Они переглянулись.

— Какого результата вы хотите сегодня достичь? — спросил Киндл. — Один на десять тысяч… Придут человек пять, если вообще придут. Может, шесть-семь, если считать жителей Кус-бей и Пистол-ривер. Короче говоря, жалкая горстка. Какой смысл в этом собрании?

— Смысл в том, — ответил Мэтт, — чтобы спасти Бьюкенен.

— Мэттью, наш мир захватили. — Скривившись, Киндл поерзал в кресле. — Весь мир, мать его. С оглядкой на это, как вы предлагаете спасти один жалкий городишко?

— Не знаю. Но я твердо намерен это сделать.

Прогноз Киндла оказался пессимистичным, но не слишком. К восьми пятнадцати собралось восемь человек: шесть из Бьюкенена, двое с окрестных ферм.

Один на десять тысяч? В самом деле?

Мэтт решил, что это возможно. Он припомнил, что такое соотношение было у страдавших боковым амиотрофическим склерозом, также известным как болезнь Лу Герига. Во всем округе Морган, включавшем Бьюкенен и три городка поменьше, было двое больных с этим диагнозом.

Если цифры были верны, получалось, что появление восьми человек стало наградой Мэтту за труды. Он поместил объявления в «Обсервер», расклеил листовки, даже выкупил несколько минут эфира в новостях на местном радио. С радио возникло больше всего проблем: никто не мог подобрать вежливых определений, чтобы различать людей и тех, кто недавно стал бессмертным.

— Черт побери, доктор Уилер, мы все люди, — настаивал директор радиостанции.

Может, так оно и было. Так или иначе, даже в местных новостях о Контакте почти не упоминали. Либо это событие было слишком неожиданным и влекло за собой последствия, которые невозможно было объяснить, либо бессмертные коллективно все поняли. С помощью экстрасенсорики, как говорил Киндл.

В итоге новостной отдел остановился на громоздком и витиеватом объявлении: «Те, кого не убедило предложение, полученное всеми в последнюю пятницу августа, приглашаются на собрание, которое состоится вечером двадцать восьмого сентября в кабинете сто шесть Региональной больницы Бьюкенена. За подробностями обращайтесь к доктору Мэттью Уилеру».

За этим следовали его домашний и рабочий телефоны и шесть секунд тишины, после которых начался прогноз погоды.

Мэтт был признателен за то, что его объявление пустили в эфир, но уже начал подозревать, какие сложные, полные недопонимания переговоры его ждут. Он надеялся предугадать любые неурядицы и по возможности предотвратить их.