Мотоцикл проехал еще дальше и наконец притормозил перед увитым плющом зданием из красного кирпича. Изнутри доносился запах еды, и Жун Цзиньчжэнь догадался, что это столовая. Хромой увидел их из окна, вышел из столовой с паровой булочкой в руке и пригласил Жун Цзиньчжэня войти.

Он еще не завтракал.

Люди в столовой собрались самые разные: мужчины и женщины, старики и молодежь, в штатском и в военной (а кое-кто и в полицейской) форме. В тренировочном лагере Жун Цзиньчжэнь не раз задавался вопросом: что же это за отдел такой, кто им управляет? Военные? Или кто-то на местах? Теперь его растерянность только усилилась, и он молча решил: наверное, это и есть «особенность особенного отдела». 701-й – особенный, специальный отдел, секретная организация; особость – его облик, секретность – его сердцевина, непостижимая, как далекий глас небесный.

Хромой провел Жун Цзиньчжэня через общий зал в соседнее помещение, где все было готово для завтрака: молоко, яйца, пирожки и булочки на пару́, овощные закуски.

– Садись поешь, – велел Хромой.

Жун Цзиньчжэнь принялся за еду.

– Оглянись в зал, – сказал Хромой. – У них завтрак скромнее, чем у тебя. Так, кашица.

Жун Цзиньчжэнь посмотрел в столовую: у всех вокруг были чаши с рисовым отваром. Сам же он держал в руке кружку с молоком.

– Знаешь почему? – спросил Хромой.

– Потому что так здесь встречают новичков?

– Нет. Потому что твоя работа важнее.

После завтрака Жун Цзиньчжэнь приступит к делу всей своей жизни – дешифровке! Пока что он и понятия не имеет, до чего таинственна и жестока его будущая работа. Правда, некоторые требования инструкторов в тренировочном лагере – например, в кратчайшие сроки выучить назубок все, что касается истории N-ии, ее географии, дипломатии, ведущих политиков, военной мощи, стратегии, тактики; запомнить личные сведения о важных политических и военных деятелях этой страны и проч., и проч. – вызывали в нем любопытство: кем же он будет работать? Сначала он думал, что станет разрабатывать особое секретное оружие против N-ии, потом – что его отправят в какой-нибудь аналитический штаб при военном начальстве, служить секретарем-советником, а может, его готовят в военные наблюдатели. А вдруг, размышлял он неохотно, его заставят делать то, в чем он совсем не силен: скажем, назначат его военным специалистом по налаживанию связей за границей, или дипломатическим атташе, или разведчиком? Словом, он перебрал в уме множество важных и необычных профессий, но ни разу не подумал про профессию дешифровщика.

Ее и профессией назвать трудно: это западня, самая настоящая западня.

5

Откровенно говоря, первое время сотрудникам 701-го отдела, обитателям укромной горной долины за городом А., отнюдь не казалось, что Жун Цзиньчжэнь подает большие надежды – по крайней мере, в своей новой работе. В этом одиноком темном ремесле, дешифровке, нужны знания, опыт, гениальность, но еще нужнее космическая удача. В 701-м ходили слухи, что космическую удачу можно поймать за хвост, но для этого придется ежедневно и еженощно держать руки наготове и вдобавок ждать, пока над могилами предков взовьется голубой дымок[39]. Жун Цзиньчжэнь, будучи новичком, то ли не знал об этом, то ли ему было попросту все равно – целыми днями он штудировал свои странные книги, например, англоязычный сборник «Математические игры» и какие-то старинные безымянные сочинения, совсем пожелтевшие от времени, с прошитыми корешками; дни и ночи напролет он зарывался в них с головой, был несколько нелюдим (но не высокомерен), не блистал умными речами (он вообще редко разговаривал) и в целом никак не проявлял ни таланты, ни амбиции, что вызывало серьезные сомнения в его даровании и удаче. В его преданность работе тоже верилось с трудом, потому что… да потому, что слишком часто он читал свои развлекательные книжки, не имевшие ни малейшего отношения к его профессии.

Но это было еще полбеды: книжки лишь показали, что он не старался, но дело на том не кончилось. Однажды в полдень Жун Цзиньчжэнь, отобедав, вышел из столовой и, как обычно, направился с книгой в рощу. Спать во время обеденного перерыва он не любил, но и на работе тоже не оставался, выбирал какой-нибудь тихий уголок и погружался в чтение. Северный двор располагался почти на самом склоне горы, и на его территории было несколько крошечных лесков. Жун Цзиньчжэню полюбилась сосновая рощица; если войдешь в нее и выйдешь на другой стороне, попадешь к главному входу в пещеру, к двери, за которой он и работал. А еще ему нравилось вдыхать аромат сосновой смолы, чуть похожий на запах медицинского мыла. Некоторые не выносят этот запах, а Жун Цзиньчжэню он был по душе. Надышаться им всласть было все равно что затянуться табачным дымом, его даже меньше стало тянуть к сигаретам.

Стоило ему войти в тот день в рощу, как позади зашуршала под чьими-то ногами трава, и его догнал незнакомец лет пятидесяти, по виду – человек кроткий, с робкой, ненужной улыбкой на лице, и спросил его, играет ли он в сянци, китайские шахматы. Жун Цзиньчжэнь кивнул, и незнакомец, немного волнуясь, поспешно выудил из-за пазухи шахматный набор и предложил сыграть партию. Жун Цзиньчжэню не хотелось играть, он собирался провести время с книгой, но отказать было неловко, и он, не желая обидеть человека, снова кивнул. Хотя он уже несколько лет не садился за шахматную доску, мастерство его, наработанное когда-то в партиях с Залеским, по-прежнему оставалось на столь высоком уровне, что обычному любителю не под силу было его одолеть. Его противник, однако, простым любителем явно не был; каждый из них чувствовал, что встретил в лице другого достойного соперника; они сошлись в напряженной шахматной битве и отыграли первоклассную партию. С тех пор этот человек стал приходить постоянно: он искал Жун Цзиньчжэня в обед, он увязывался за ним вечером; зажав под мышкой шахматную доску, он стерег его у входа в пещеру, упорно ждал у двери столовой, чуть ли не преследовал его. По всему отделу разлетелась новость: Жун Цзиньчжэнь играет с Шахматным Идиотом.

Шахматного Идиота в 701-м знали все. До Освобождения он учился в Центральном университете, был гордостью математического факультета. После выпуска его завербовал в свои ряды Гоминьдан и послал дешифровщиком в Индокитай. Имя его было известно в профессиональном кругу: в свое время он взломал один сложный шифр, бывший тогда в ходу у японской армии. Позже, недовольный тем, что Чан Кайши снова развязал в стране гражданскую войну, он самовольно оставил службу, бежал в Шанхай и под вымышленным именем устроился в