Ещё по одному оставалось на ужин. Потом молча пили традиционно крепкий, сладкий и горячий чай, думая о своем. Иногда слушали далёкую стрельбу. Потом Боб подремал на заднем сиденье УАЗа, а я сидел на фишке. Потом я немного вздрогнул там же, а меня караулил Боб. Почистили стволы.

— Макс, вот мы тут уже сидим почти весь день, а ведь мимо нас ещё ни один человек не прошел. Я вообще не понимаю людей. Они сколько сидеть будут? Чего ждут то? Пока им волшебного пня не дадут?

— А куда идти то?! — я понимал, что Боб скорее не спрашивает, а делится своими мыслями, даже не ожидая ответа. Но диалог поддержал. — Вот давай порассуждаем. У нас почти миллионный город. У какого количества есть хотя бы дача, не говоря про дом в деревне? Не, это риторический вопрос, — махнул я рукой другу, который вознамерился что-то сказать. — Теперь из них отметём тех, у кого дача есть, но она не приспособлена к зиме. И есть ли на этой даче припасов столько, сколько нужно на зиму? Пешком потащишь? Бензина то в городе уже недели две нету, точнее, перебои и цены… — я помахал руками, не сумев быстро подобрать слова. — А дороги перегорожены!

Я переводил дух и собирался с мыслями, а Борис в это время налил в примус немного бензина и снова поставил чай. И ножом быстро вскрыл сгуху. Вот желудок, ей богу!

— А сколько народу у нас в принципе могут совершать длительные переходы? Так, чтобы и рюкзак тащить, и место под стоянку выбрать, и не замёрзнуть ночью? Температура то с плюса на минус, то дождь, то мороз. И сколько из тех, кто прошел за день нормальное расстояние, после этого не будет болеть с непривычных нагрузок? Я то точно знаю, Борян, я ходил, ну ты в курсе, — я даже ткнул пальцем в его сторону, а он послушно закивал головой, дуя на горячий чай.

А я и правда ходил. И точно знаю, каково это.

— А провести ночь на природе под дождем? У костра, не промерзнуть, выспаться? Сколько народу обладает таким опытом и навыками? Да банально не промочить и не смозолить ноги в первый же день? А? И это при всем при том, что надо хотя бы иметь цель путешествия. Не просто так взять и уйти. В зиму, ага! И не будет тебе служб спасения, которые тебя вытащат из леса, если заблудишься или сломаешь ножку. Чай мне тоже налей. И сгухи оставь!

Я поудобней устроился на ковре, сунув под бок сидор, и продолжил:

— А если даже ты весь из себя крутой и опытный, но у тебя ещё есть жена, которая дальше соседнего магазина пешком не ходила и тяжелее пакета с полуфабрикатами не носила? И ни обуви, ни одежды, ничего у нее для этого нет, только прокладки и помада и мобила? Но зато к этому плюс есть дети? Маленькие такие, или не очень, но тоже привычные к смартфону, а не к рюкзаку? И ещё старики-родители? А если для полноты добавить в картину мародеров? Психопатов?

— Финиш! — согласился Боб, глядя на тонкую струйку сгущенки, текущую с ложки в банку.

— Вот и получается, что основное большинство так и будет сидеть по норам. И надеяться на лучшее до последнего. И это, в общем то понятно. А когда начнется самый пик мора и паника, заражённые, но ещё не больные, далеко уйти просто не смогут. И далеко растащить болезнь тоже. Ну а взорванные мосты, если их и правда взрывают, это вообще финиш, — я аж руками развел, показывая эмоции жестами, так как слова кончились. И правда, наши местные речушки больше похожи на цепь болот и ручьев между ними. И на лодке не удобно, и в сапогах глубоко, и тины много… И октябрь уж наступил, скоро первый лёд встанет. Да и какая лодка, кто ее на себе потащит? Другого барахла будет под завязку.

— Короче, — резюмировал я, отбирая у него сгуху. — не всем повезло как нам. Дети, старики и жены у нас в безопасности, мы вроде не инвалиды, есть тачка, немного хавки и оружие. И нам есть куда идти. И если мы не дойдем, то будем только сами виноваты, а не кто-то! Согласен?

— Ну да.

— Ну а раз так, то давай пока не стемнело все соберём, потом я спать лягу, ты дежурить. Кстати, дай свою фузею.

Я осмотрел мушку и целик «ксюхи», и убедился, что на них есть тритиевые точки, светящиеся в темноте. И достаточно яркие, чтобы увидеть даже в сумерках.

— А я буду в самую темноту дежурить, ночью. Мне целиться проще, у меня коллиматор, ежели чего. И утром вздремну, может, за руль придется лезть.

На том и порешили. Ещё некоторое время занимались кто чем. Боб дремал, закутавшись в ковер, я уселся на старую покрышку в кустах, росших у гаража, и осматривал окрестности. Поднялся лёгкий ветерок, откуда-то несло гарью. Солнце клонилось к закату, и если бы не стук далёких выстрелов, пейзаж выглядел бы вполне мирно, даже с некоторой претензией на красоту. Синее небо, белые облака, садящееся солнце. Разобранные, заросшие травой железнодорожные пути, и руины кирпичных строений, заросшие молодыми деревцами и кустами. Высоко над головой летит стая птиц. Картина постапокалиптического мира, ни дать ни взять. И что характерно, этот постап начался задолго до последних событий. Новая Депрессия внесла свои коррективы, и неохраняемых гаражный кооператив, и так к тому времени частично заброшенный, превратился в лёгкую добычу для разного сброда. Выметалось все подчистую, даже ворота на металл срезали.

Внесла свои коррективы и ускорившаяся убыль населения, и высоко поднявшийся Иртыш.

Вот и забросили их, эти гаражи. И, как водится, заброшка стала быстро зарастать сорняками и кустами, а кое где и деревьями. Некоторое время летом тут ещё появлялись наркоманы с района, ищущие закладки. Но после того, как несколько ограбленных и жестоко убитых драгдиллеров нашли в канавах рядом с железнодорожной насыпью, даже торчки перестали здесь появляться.

— Макс, иди ка сюда, — громким шепотом позвал меня Борис. Я встал с покрышки и зашёл в гараж.

— Сеть появилась, — сказал Боб, размахивая телефоном.

И он тут же завибрировал, запиликал входящими сообщениями и тут же — вызовом. Боб ткнул пальцем по экрану и включил громкую связь.

— Боренька, ну где вы, связи не было, мы волновались, что ты не звонил…

— Тихо! — громким шепотом оборвал поток Людмилиного сознания Боб. — Мы на громкой связи, чтоб оба слышали