Он, выполняя приказ, устраивал подкопы к подземным сооружениям, контролируемым противником, строил бункеры, на остатках мощностей продолжал добычу мантийного концентрата, который, после переработки, превращался в средства умерщвления и разрушения.

На пятой неделе войны противнику удалось вывести из строя сердце горнодобывающего узла – энергетическую станцию. Все, что еще продолжало работать, остановилось. Ремонт сочли слишком хлопотным и несрочным занятием. Законсервировав наскоро, что успели, люди погрузили искусственный мозг комплекса в хроноизолированный отсек. Время для него остановилось.

Шли годы, десятилетия, века, но для него это не занимало и секунды. Однако погибнуть от обвала, вызванного сгнившими перекрытиями бункера, ему не дали. Под землей появились люди, вскрыли отсек, извлекли блоки из контейнеров, соединили согласно схеме, подключили к маломощной энергетической сети. После процедуры загрузки они, используя принесенное устройство борьбы с криптозащитой, подобрали пароли к системе. Защита, увы, оставалась гражданской, сменить ее никто не догадался или не успел, так что много времени это не заняло.

Подчинив систему технолога, люди, оказавшиеся его бывшими врагами, начали отдавать приказы. Не выполнять их он не мог, лишь на периферии интеллектуального узла пытался как-то обойти новые настройки, но из этого ничего не выходило.

Вот и сейчас он очень не хотел анализировать полученную информацию и еще меньше хотел выдавать результаты анализа. Но выбора не было. Добросовестно, как положено настоящему технологу, он изучил последние данные перехвата и, хоть разведка не являлась его профессией, сумел, наконец, связать факты воедино, увязав их в коротком докладе.

Оператор, присматривавший в это утро за технологом, изучил текст доклада и поспешил к командующему комплексом. Информация была крайне важна и требовала срочного осмысления.

Технолог сообщил немногое. Только то, что с большой степенью вероятности в ближнем космосе находится искусственный объект, возможно корабль, и на поверхности планеты действует один или более людей или механизмов, регулярно связывающихся с кораблем. При этом вся информация, ими передаваемая и получаемая, не поддается дешифровке. Кроме того, связь проводится с использованием короткоживущих неоднородностей атмосферы, вероятно даже цепочек таких неоднородностей.

Скорее всего, имеет место появление корабля одного из анклавов на замарсианских орбитах. У них были шансы пережить войну. Второй вариант: корабль инопланетный.

Оба варианта чреваты внешней угрозой. И хуже всего, что комплекс почти ничем не может на нее ответить. Слишком мало ресурсов и действующего оборудования, не говоря уже об оружии. Даже с остатками человечества справиться не получается, несмотря на примитивность их общества.

Технолог рекомендовал затаиться, никак себя не проявляя, и наблюдать за деятельностью противника пассивными средствами, в ожидании новой информации или благоприятного момента для атаки.

До Подонца добирались три дня. Летом можно было и за один управиться, но по снегу так не побегаешь. К тому же одно дело, когда снег сухой, а другое – осевший от оттепелей и за ночь покрывающийся столь матерой ледяной коркой, что продавливать ее нахрапом – значит рисковать штанами, пусть даже они из крепкой кожи.

Когда Влад, наконец, продрался через полосу прибрежного кустарника и увидел реку, то даже не обрадовался. Он смертельно устал и был зол на все человечество, из-за которого, если вдуматься, проистекали все его беды.

О чем и сообщил Либерию:

– Иногда мне хочется остаться единственным человеком в мире. Чтобы не было всего этого.

– Я тебя понимаю, хотя не одобряю подобных мыслей. Влад, надо быстро пересечь реку и отойти от нее как можно дальше.

– Опять идти?! Да я уже ног не чую!

– Я тоже. Но здесь легче всего наткнуться на запов. Зимой, до появления открытой воды, они лед Подонца используют как дорогу. Посмотри сам, сколько следов. Хорошую тропу натоптали.

– Это все из-за вас, церковников. Уже давно могли тут все с землей сровнять.

– Пробовали, и не раз. При подходе наших отрядов запы отступают в пустоши, а нам туда хода нет.

– Неужели тварей боитесь?

– И их в том числе. Но в основном там другое. Народ болеть начинает. А иногда происходит страшное: десятки людей вдруг сходят с ума и начинают убивать товарищей. Биота от такого не спасает. Сколько раз ни пробовали забираться вглубь, всегда потерями оборачивалось. А кому хочется нести потери, не видя при этом врага и ничем ему не вредя?

– Понимаю… Что-то это место мне доверия не внушает. Может, в другом месте переправимся?

– Что тебе не нравится?

– Вода. Вон, лужи какие-то. Лед, значит, тонкий.

– Нет, это вода поверх льда. Это не опасно. Сильного тепла еще не было, легко пройдем. Только палку себе выломаю, а ты копьем перед собой простукивай.

Переправа вышла нервной. Под ногами похрустывало, иногда очень даже угрожающе, но лед выдержал. Выбравшись на противоположный берег, двинулись было в лес, но тут же вернулись, уткнувшись в болото. Мало того, что мороз его почти не брал, так еще и берега заросли непролазным тростником.

До вечера петляли по заболоченной пойме, выбравшись в итоге на какую-то древнюю насыпь. За ней начиналась степь. Далеко вдали, на фоне диска заходящего солнца, виднелись чуть присыпанные снегом руины какого-то грандиозного сооружения, похожего на пришедший в упадок стадион с шестигранной башней по центру.

Посмотрев на это, Либерий выдал:

– Плохо, что не лето. В степи нас будет издалека видно.

Влад указал на табунок диких лошадей, двигающийся в сторону руин:

– Здесь зато дичь есть, от голода не умрем.

– Это хорошо, а то мясо закончилось, а без кормежки долго не протянешь в такую пору. Сыро здесь, зябко, да и подмораживать опять начинает.

– Странно. В степи животных почти нет, а здесь все утоптано. Ведь опасно: яд, монстры, а дичь все равно сюда на зиму перебирается.

– Наверное, к теплу тянется. Я же говорил, что здесь не так холодно, как к северу от Подонца. Сам посмотри: снега почти нет, и даже почки набухают потихоньку. В степи ничего подобного не видели. Ты узнаешь эту местность?

– Откуда?

– Ну у тебя в голове же карта.

– Этой карте столько лет, что страшно подумать.

– Вон развалины, поищи, может, найдешь их.

– На моей карте нет никаких развалин. Там все целое обозначено. Она ведь довоенная.

– А нельзя понять, от какого здания остались те обломки?

– Не знаю. Я пробую, но пока не удается сориентироваться. Даже река поменяла русло, все очень сильно изменилось.

– Мяса не осталось. Предлагаю спать без огня, велик риск, что заметят. Уж больно тут много запов обычно шастает. Разве что дичь подвернется, тогда уж дело святое костерок затеять. Надеюсь, ты хорошо умеешь стрелять из арбалета?