В Бирмингеме Кинг, Уокер и Фред Шаттлсуорт образовали триумвират. Шаттлсуорт, местный пастор, которого Клан никак не мог убить, уже давно служил олицетворением борьбы за гражданские права в Бирмингеме. Кинг был проповедник, милосердный и харизматичный. Уокер оставался в тени. Он не разрешал фотографировать себя рядом с Кингом. Даже в Бирмингеме многие люди Коннора понятия не имели, как выглядит Уокер. Кинг и Шаттлсуорт были наделены своеобразной безмятежностью. Но Уокер был не таков. «Если вы встанете у меня на пути, я пройду по вашим головам» – так Уокер описывает свой стиль управления. «У меня нет времени на “доброе утро”, “добрый день” и “как поживаете”. У нас тут революция в разгаре».

Однажды, когда Кинг выступал с речью в Бирмингеме, огромный белый мужчина запрыгнул на сцену и принялся молотить по нему кулаками. Сторонники Кинга ринулись ему на помощь, но, пишет Макуортер:

Они с удивлением наблюдали, как Кинг встал на защиту своего обидчика. Он мягко обнял молодого человека и, пока аудитория распевала песни Движения, начал рассказывать ему, что их дело правое, что насилие само себя уничтожает и что «они обязательно победят». После этого представил нападавшего собравшимся, словно тот оказался нежданным гостем. Рой Джеймс, двадцатичетырехлетний уроженец Нью-Йорка, проживавший в общежитии Американской нацистской партии в Арлингтоне, Вирджиния, начал всхлипывать в объятиях Кинга.

Кинг был моральным абсолютистом, не отступавшим от своих принципов даже под сильным давлением. Уокер любил называть себя прагматиком. Однажды, когда он стоял напротив здания суда в Северной Каролине, на него напал «человек-гора», двух метров ростом и под 120 килограммов весом.

Уокер не стал обнимать нападавшего. Он поднялся и пошел на обидчика. И каждый раз, когда очередной удар сбивал его с ног на ступеньки здания суда, Уокер поднимался и снова защищался. В третий раз, вспоминает Уокер, «он хорошенько меня приложил, почти до потери чувств. И я поднялся в четвертый раз. К этому времени, знаете, была бы у меня бритва, я бы его прирезал».

Однажды все трое – Уокер, Кинг и Шаттлсуорт – собирались читать проповедь перед полуторатысячной аудиторией в Первой баптистской церкви в Монтгомери. Но тут церковь окружила разъяренная толпа белых, угрожавших спалить здание. Кинг, впрочем, вполне предсказуемо, предпочел благородный и корректный выход. «Спасти этих людей в зале, – заявил он остальным, – можем только мы, лидеры, если сдадимся толпе». Шаттлсуорт, как всегда невозмутимый, согласился: «Да, если мы должны это сделать, давайте это сделаем». Уокер? Посмотрел на Кинга и подумал про себя: «Этот человек, должно быть, выжил из ума»[43]. (В последний момент подоспели федеральные войска и разогнали толпу.) Впоследствии Уокер тоже принял отказ от насилия, но всегда признавал, что подставлять вторую щеку ему не совсем свойственно.

«Подчас я адаптировал или корректировал свои нравственные принципы ради выполнения задачи, потому что мне приходилось отвечать за результаты, – признался он однажды. – Я действовал сознательно; у меня не оставалось иного выбора. Когда мне доводилось иметь дело с «Быком» Коннором, было не до морали». Уокер обожал отпускать шуточки в адрес Коннора. «Я приехал в Бирмингем прокатиться на “Быке”», – объявил он по прибытии, озорно сверкая глазами. Он мог позвонить в местную полицию и, подражая южному говору, растягивая слова, оставлял какие-нибудь воображаемые жалобы на «ниггеров», собравшихся где-то с акцией протеста, заставляя полицейских впустую носиться по улицам. Или возглавлял марш, который на самом деле не был маршем, ходя по кругу через вестибюли здания и переулки, пока полиция не начинала рвать на себе волосы. «Какое же прекрасное было времечко», – заметил он, вспоминая свои проказы в Бирмингеме. Уокер был не настолько глуп, чтобы рассказывать Кингу обо всех своих делишках. Тот бы их не одобрил. Все проказы Уокер держал в тайне.

«Думаю, у негров, как я, в уме хранится перечень интонаций, с которыми к ним обращаются белые, – рассказал Уокер поэту Роберту Пенну Уоррену в длинном интервью сразу после окончания бирмингемской кампании. – Но каждое слово белого человека истолковывается в зависимости от нюансов интонации, наклона головы, глубины тона, резкости речи, сами знаете, – все эти мелочи, которые в обычной, нормальной этнической системе координат не играют никакой роли, обретают здесь колоссальное глубокое и пронзительное значение».

Уоррен упомянул афроамериканские народные сказки о плутах. По лицу Уокера пробежала озорная улыбка. «Да», ответил он, для него «нет большей радости», чем насмехаться над «господином», говоря ему «одно, подразумевая совершенно другое».

Мартина Лютера Кинга называли «Мистер Лидер» или «Пастырь». Уокер был Братцем Кроликом.

5.

План, разработанный Уокером для Бирмингема, получил название «Проект К», от слова «конфронтация». Местом действия были выбраны уважаемая Баптистская церковь 16-й улицы рядом с парком Келли Инграма и несколько небольших кварталов в центре города. «Проект К» состоял из трех этапов, каждый следующий провокационнее предыдущего. Все началось с сидячих забастовок в местных компаниях. Предполагалось, что они привлекут внимание СМИ к проблеме сегрегации в Бирмингеме. По вечерам Шаттлсуорт и Кинг организовывали массовые собрания с местным чернокожим населением для поддержания боевого духа. Второй этап – бойкот местного бизнеса, призванный оказать финансовое давление на белое деловое сообщество и заставить его пересмотреть правила в отношении черных покупателей. (В универсальных магазинах, к примеру, черные не могли пользоваться туалетными комнатами или примерочными, поскольку белые люди могли прикоснуться к поверхностям или предметам одежды, которые трогал черный человек.) Третий этап – серия массовых маршей в поддержку бойкотов и с целью переполнения тюрем. Как только у Коннора закончатся свободные тюремные камеры, он не сможет решать проблему гражданских прав за счет ареста протестующих. Ему придется перейти к конкретным действиям.

Ставки в «Проекте К» были очень высоки. Чтобы он возымел действие, Коннор должен был дать отпор. По выражению Кинга, Коннора следовало вынудить «раскрыть карты» – и тем самым явить миру свою мерзкую сущность. Но не было никаких гарантий того, что он поступит именно так. Кинг и Уокер только что провели долгую кампанию в Олбани, штат Джорджия, закончившуюся безрезультатно, а все потому, что начальник полиции Олбани Лори Притчетт не попался на удочку. Он предупредил, чтобы полицейские воздерживались от насилия или не применяли излишнюю силу, и сам действовал дружелюбно и вежливо, демонстрируя по отношению к Кингу всяческое уважение. Корреспонденты из северных штатов прибыли в Олбани освещать противоборство белых и черных и к своему удивлению прониклись симпатией к Притчетту. Когда Кинга все же заключили в тюрьму, залог за него внес загадочный хорошо одетый мужчина, как говорят, посланный самим Притчеттом. Можно ли стать мучеником, если ты в тюрьму не успеваешь попасть, как тебя освобождают на поруки? В какой-то момент Притчетт переехал в гостиницу в центре города, с тем чтобы в случае любого насилия моментально прибыть на место. В разгар долгих переговоров с Кингом Притчетту передали телеграмму. Как вспоминает сам начальник полиции много лет спустя: