Это, пожалуй, одна из самых загадочных и удивительных частей речи. Сами по себе они вроде бы не значат ничего, если не считать слов да и нет, которые не всегда, впрочем, признают частицами – иногда их относят к междометиям, поскольку они могут употребляться самостоятельно и заменять целое предложение[120].

Во-первых, частицы нужны для того, чтобы выражать модальность высказывания:

Интересно, что употребление отрицания имеет свои ограничения – язык не запрещает фразу Петя не бегает по потолку, но на практике мы так не скажем, потому что Петя заведомо ходит по полу. Мы говорим Петя не вернул книгу именно потому, что в норме подразумевается, что Петя ее вернет. Отрицательная частица не довольно сильно связана с нарушением ожидания.

Во-вторых, частицы нужны для того, чтобы связывать предложения внутри текста. Сравним:

В-третьих, частицы нужны для того, чтобы нюансировать высказывание:

Это лишь немногие из возможных функций частиц. Перечислять их все не хватило бы места; отсылаем читателей к справочной литературе[121].

Как раз в этой области тонких, разнообразных и порой ускользающих смыслов открывается большой простор для заимствований. Ведь в частицы нередко переходят знаменательные слова: хорошо, скорее, простите и т. д. Казалось бы, среди частиц заимствований должно быть много. Но русский язык в этом отношении разочаровывает – их количество ничтожно. Редким примером может служить слово буквально, которое происходит, конечно, от буквы (это слово, по-видимому, германского происхождения – ср. известное всем английское book “книга”). Но если слово буква давно обрусело и заимствование в нем не чувствуется, то нельзя сказать того же о суффиксе -аль. Обычно он встречается в типичных заимствованных прилагательных: горизонтальный, фронтальный, театральный, суффиксальный, патриархальный, центральный. И конечно, в наречиях, если таковые могут быть образованы, – например, горизонтально от горизонтальный. Нетрудно догадаться, что буквально – исходно наречие, образованное от прилагательного буквальный. Но слова типа центральный заимствованы из европейских языков в готовом виде (ср. англ. central, франц. central), а слово буквальный сконструировано заново по аналогии с этими словами. Использованный в нем суффикс -аль заимствован из латыни, где он имел вид -alis. Про заимствования отдельных морфем еще будет рассказано в следующей главе. А пока можно лишь удивляться приключениям слова: сначала к германскому заимствованию приделали латинский суффикс и образовали от него прилагательное, потом из него получилось наречие, а потом оно стало частицей. Наречие, конечно, никуда не делось: в предложении Это следует понимать буквально слово буквально – наречие. Но если мы говорим, например:

– то это, конечно, частица, потому что собака не может растерзать тапки в переносном смысле. Здесь частица буквально сообщает адресату: “я не преувеличиваю, все так и было”.

Можно еще вспомнить частицу типа, которая, конечно же, представляет собой родительный падеж слова тип. Само это слово заимствовано из французского: type – так первоначально назывался оттиск на печатном станке (отсюда же наше типография). А французское слово, в свою очередь, происходит от греческого týpos “удар”. Старые способы печати требовали солидных усилий для получения отпечатка; еще в моем детстве бытовало выражение набивные ткани, то есть ткани, на которые набивают рисунок. Но из слова тип семантика “удара” почти сразу ушла, и основным его смыслом стало “подобие”. В современном просторечии частица типа синонимична частице вроде (которая представляет собой слившееся словосочетание – в роде, то есть “в той же категории”). Но частица вроде исконно русская, а типа – заимствование.

Куда менее интересны заимствованные частицы, связанные с иностранной дворянской титулатурой и обозначением происхождения в фамилиях или прозвищах: немецкое фон, нидерландское ван, французское де, итальянские да и дель. Такое впечатление, что их и в частицы-то запихнули только потому, что не нашли, куда приткнуть в русском языке, в какой грамматический разряд. Ведь во всех языках, откуда они пришли, они служат нормальными предлогами, и все они обозначают “из”. Многие, наверное, задавались вопросом, почему Жанна д’Арк так именуется – ведь она была простой крестьянкой. А просто д’Арк значит “из Арка”, и во Франции вовсе не обязательно быть дворянином, чтобы обзавестись de или d’ перед прозвищем. Такие “частицы”, строго говоря, нельзя назвать полноценными русскими частями речи – их сфера применения очень ограничена, они используются только в иностранных именах.

Проблема заимствования частиц исследована довольно слабо, в том числе потому, что основная масса лингвистических исследований в наше время публикуется на английском и французском, а в этих языках развитой системы частиц нет, в результате “частицами” исследователи, пишущие на этих языках, порой именуют совсем не то, что под этим подразумеваем мы. Так, автор одной работы о взаимодействии испанского с языками андских индейцев именует “частицами” союзы и местоименные наречия[122]. Возможно, эта книга вдохновит кого-то из читателей на исследование вопроса, насколько часто частицы путешествуют из языка в язык и какие приключения они при этом переживают.

До сих пор, говоря о заимствованиях, мы по умолчанию подразумевали слова. И правда, для неискушенных в лингвистических тонкостях людей язык из слов и состоит: часто они искренне не понимают, например, почему нельзя переводить научные статьи “Гуглом”. Казалось бы, это не художественная литература, в которой нужны какие-то сложные языковые приемы, – подставляй одно слово на место другого, и все тут… Однако на практике все оказывается гораздо сложнее – даже если за дело берется не машина. А уж возможности искусственного интеллекта по этой части сильно преувеличены[123].