а все о чем-то мечтала. Потом в Москву уехала, потом в Европу, учиться. Тебя, вон, прижила. Всю жизнь к чему-то рвалась, непонятному. Жива?

– Нет.

– Где похоронил?

– Я не хоронил, мал был, после ночи святого Варфоломея во Франции много лет убивали иноверцев. За что попов и не люблю. К отдельным их представителям отношусь нормально. Флот мне собрать помогал епископ Ришелье. Он же снабдил меня бумагами посольскими. Мы с ним дружим.

– Понятно! Папе руку целовал?

– Я целую руку только своей жене, Маргарите. И то не часто. В Риме не был. Еще раз повторяю, что я не проповедник. А вот войны религиозные мне сильно не нравятся. Нельзя человеку навязывать веру. Слаб он для этого. Пусть верит в то, что верит. Он сам себе богов выдумает, еще похлеще Христа. И много!

– Бог – един!

– Не уверен, его, скорее всего, просто выдумали, для удобства употребления. Я же знаю: почему Снятогорье перед Псковом стоит… И в Белозерье тоже самое. Во всех местах. Так что, это все сказки, а дело – вот в этом! – я вытащил из кармана и крутнул золотой пиастр на столе.

Не могу сказать, что поп покраснел. Этого не было, но призадумался он.

– Убьют тебя здесь, князь, не на поле брани. Жаль мне тебя.

– Себя пожалей, Никодим. Выкручусь. Порядок наведем, и уйду, не нравится мне здесь. Мать об этих местах всегда с любовью говорила. Кажется, что она ошибалась. Всё, давай отдыхать. А оружие ты и твои люди не получат. Не дам я его никому, кроме своих, кому верю.

– Это верно, князь, и разговор я затеял для этого. Да ты меня раскусил. Непростой ты человек. Ты – такой же верующий, только в свое, собственное.

Ну, что, поговорили! Свет не без добрых людей, мне теперь этого самого Никодима беречь требуется. Вишь как получилось с этой Анной и моей фамилией! Так, что-то проблеснуло в виде надежды. Ладно, разведку выслал, посты расставлены, и крыша над головой появилась. Живем помаленьку. Разбудили меня через четыре часа, едва забрезжило. Начали возвращаться разведчики, с добычей и данными. Да караул захватил трех полковников польских, с докладами, в том числе, из самого Кремля. Просят обеспечить доставку туда Филарета, чтобы предать анафеме Пожарского и его людей. А вот второго Дмитрия, который Трубецкой, даже и не упоминают. Видать сговорились с ним. Вовремя я патриарха на тот свет отправил! Тут вошел в штаб Никодим с Никоном и какой-то человек, весь в железе.

– Никодим, читай. Мои перехватили полковника Батецкого с этим письмишком. Дырявая осада получается, коли полковники через нее пролезают, да еще и с охранением. Так что, засиживаться здесь не будем, снимаемся, нам еще сорок верст до Кремля.

– Тут князь Трубецкой прислал Воробьевской слободы старшину Желобова-Пушешникова, сказывает: для пригляду.

– Его, что ли?

– А то!

– Приглядел? – спросил я у старшины стрельцов. – Бумаги давай!

– Какие тебе, самозванец, бумаги? Свои кажи! – «Да, невежливый! Но, ничего, сейчас все объясним, боярскому сыну!» Свистнул нунчаку, загремел шлем на старшине, он рухнул на пол.

– Обыскать! – А в котомочке у него целый набор всяких флакончиков. Вот так Родина встречает своих героев. Я еще и до Москвы не дошел, а мне уже яды приготовили! Руки связали, ноги тоже, нашатырь ему под нос, немного очухался.

– Это ты для меня принес? Чей приказ?

– Князь Димитрий приказал, дабы ты, смутьян, народ не мутил. Воевода псковский письмо прислал, что ты царем себя объявил.

– Я – посол Франции, идиот! А твой князь – дурак и трус, как и Хованский. По-французски читать умеешь?

– Нет.

– Слову архиепископа поверишь?

– А кто здесь архиепископ?

– Я, сын мой, архиепископ Псковский Никодим. – он вытащил из-под рясы епископальный крест. – Он – правду говорит, есть у него бумага, скрепленная королевской печатью, что он – полномочный посланник короля Франции Людовика XIII, и чрезвычайный военный атташе Франции, подписано военным министром Франции епископом Ришелье. И никаким царем он себя не провозглашал. Это ты напраслину на него возводишь.

– Мне так сказали, велели наблюдать, и жизни лишить.

Никон принес шкатулку, в которой лежали мои бумаги, я ее открыл и показал «посланнику».

– Убивать тебя не буду, боярский сын. Развяжите его, и пусть катится отсюда, ретивый дурак.

Вот так обозначились еще двое врагов. Господи, сколько же их тут? Во Франции было всего две бабы, и то всю малину обгадили. А здесь всех на кол не пересажаешь!

Глава 14. Штурм Кремля

Через час мы покинули обитель и двинулись в сторону Москвы, так и не установив контактов с ополчениями. Одно хорошо, дороги здесь наезженные. Через два часа были в Уполозово, там повернули направо, в Рублево – мост наплавной. Три часа убили на него, но вышли на рублёвскую дорогу. Дальше еще мост, но уже покрепче. На Пресне у самого устья плотина, но с мостом, мост каменный, нас не задержал. Впереди уже укрепления Москвы: Земляной вал, перед ним – остроги, но с многочисленными проломами в них. Далее видны городские стены, деревянные и белокаменные, тоже с проломами. Людей не видно, строения есть, что-то вроде караулок, но почти все разрушены. В развернутом строю подъезжаем к стенам, а там довольно много вооруженного народа. Одеты разноцветно, вооружены – чем попало.

– Чьи будете? – хотя и так было понятно, окали они все, так, что ухо резало.

– Нижегородские мы, с ополченья.

– Где командующего искать?

– Да не туда вы пришли, оне с той стороны. Туточки ров, здеся не пройти. Оне в Китай-городе.

Находились мы у Никитского вала, в 800 метрах от Комендантской башни Кремля. Стены в пределах досягаемости кремлевских пушек.

– На стену пустите?

– А чего надобно?

– На башенку взглянуть.

– Че на нее глядеть? Палят оттедова, глухая она, нет туточки хода.

– Вот и хочу посмотреть.

– Откелева вы такие, все в пятнышках?

– Из Франции, приехали вам помочь Кремль взять.

– Туточки ты его не возьмешь!

– Смотря как уговаривать будем. За мной! – сказал я уже по-нормански, доставая буссоль и подзорную трубу. Увы, полностью готовых артиллеристов у меня нет, самому приходится потеть. Крепость довольно новая и основательно построенная. Даже Красную площадь пересекает ров, примерно на уровне современного мавзолея. А Комендантская или Колымажная башня сильно мешает штурму, ведя фланговый огонь. Пушки новые, довольно скорострельные, до трех выстрелов в минуту. И картечью! Я все привязал, и мы двинулись влево по стене. А вот это уже вкусно! Четыре невысокие башенки защищают вход на Троицкий мост. Во всех – ворота,