Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подъехавший князь Пожарский оказался молодым человеком с бородой, примерно моего возраста. Мы поздоровались, и я предъявил свои «грамоты».
– А мне тут врали, брат, на тебя, что самозванец, трон захватить пытаешься.
– Пытаюсь, честное слово, но не захватить, он уже захвачен, а освободить. Мне не все равно, чья задница будет его протирать. Я бы предпочел, чтобы это был зад внуков Рюрика.
– Я тоже не для себя стараюсь, хоть и Гедиминович. Как так быстро палите?
– У них вот такие пистоли, и вот такие винтовки.
– Где взял?
– Сделал, у меня во Франции завод.
– Что здесь делать собираешься?
– Как совсем стемнеет, возьму вот эти четыре башни, монахи, как видишь, помосты городят. Вынесем ворота. А дальше все в твоих руках, князь, у меня только монахи. Прикрыть я прикрою, но мои штурмовики на стены не пойдут. Не их работа рубиться.
– Согласен. Людишек подтяну.
Договорившись обо всем и согласовав время, мы с ним расстались. Стемнело, и я дал команду еще одному батальону сменить штурмовые группы и продолжить наступление. Ракет мы пока не применяли, молчали и пушки. Вынесли трех раненых. И тут загрохотало так, что чертям тошно стало, в ход пошли ручные гранаты. Поляки бросились бежать к мосту, и на их плечах батальон, без потерь, взял все башенки и укрылся от огня в них. Крепость палила в белый свет, как в копеечку, неся при этом просто огромные потери от огня стрелков.
– Ну, что не начинаешь? Как ворота брать будешь? – спросил князь Пожарский.
– Готовимся.
– Ну, что? Я атакую!
– Не подавив Колымажную, твои все лягут на мосту.
И тут по Глухой башне прилетело четыре ракеты, поразившие два каземата для флангового огня. И тут же четыре ракеты залпом разнесли Троицкие ворота. Три тройки штурмовиков пересекли мост и ворвались в башню.
– Атака! – крикнул я Пожарскому, и ухватил за рясу Никодима. – Куда! Мостки!
Тот хлопнул себя по лбу и богатырским голосом закричал своим: «Мостки вперед!!!». И вновь собрался бежать со всеми в атаку. Я ухватил его опять за рясу.
– Пусти! – злобно сказал он.
– Ты – командир? Командир! Твое место сейчас тут. Капитуляцию принимать будешь, да и престол патриарший свободен. Здесь будь!
На стенах идет рубка, и я ввел в Кремль еще один батальон. Их задача: взять Большой дворец. Вновь загрохотали гранаты, звук которых был значительно тише, это – наступательные и подствольные. Зазвучали и короткие очереди, как пистолетные, так и автоматные. Бой переместился, разбитые казематы дали людям Пожарского возможность атаковать Оружейную башню, которую тоже обстреляли мои люди.
– По коням! – приказал негромким голосом, и, с оружием наизготовку, мы галопом прорвались по мосту в Кремль, и двинулись вправо по Дворцовой улице к покоям царским. Впереди норманы вперемешку с монахами, спешившись и передав поводья коноводам, поднялись по лестнице к дверям в Зимний сад. Закрыто! Но замок – он от хороших людей, а я – плохой. Шашка, плюс граната, и бечёвка. Четыре секунды после рывка, и все двери открываются. Норманы, оттеснив меня, первыми врываются туда.
– Как удачно мы зашли, Никодим! – за второй дверью находилось двенадцать человек и четверо покойников в форме стрельцов и в другой амуниции. Попытались сопротивляться моим штурмовикам. Остальные стояли на коленях, заложив руки за головы. Это было правительство царя Владислава.
– Обыскали?
– Обыскали.
– Всех во двор и мордой в землю. Никодим пошли своих найти князя Пожарского. Он где-то у дворца.
Князь прибыл минут через десять, весь в крови, рука на косынке. Кровища хлещет. Отстегнули доспех, я остановил кровь, наложил повязку. После этого показал пленных.
– У меня предложение: тут их и положить.
– Судить надобно, они все – князья да бояре.
– Не, вон того я уже осудил за убийство Скопина-Шуйского. Никодим, извини, кола рядом нет. – «Стечкин» из 21-го века выбросил гильзу. Рядом забился в судорогах князь Лыков-Оболенский. Падучая у него. Остальных связали какими-то зверскими узлами и куда-то увели московские стрельцы. Из острога вынесли свергнутого патриарха Гермогена, которому Никодим вернул куфью с гербом. Бой затих, пленных поляков не было, их всех порубали.
Все! Победа! Теперь начнем проигрывать, как на Руси водится. Гермоген передал куфью Никодиму, дескать, я уже не жилец, будь престолоблюстителем. Все присутствующие, кроме меня и моих норманов, пали ниц и принесли присягу новому главе церкви. Подняли на руки Гермогена и понесли его умирать в Патриаршьи покои. Это – рядом. Уже за полночь, 13 сентября, в Большой дворец, в тронный зал, начали съезжаться бояре. Они никуда не уезжали, и регулярно приезжали сюда «голосить». Ну это как у нас в Госдуме, или Верховной раде: зал пустой, но голосование проходит в полном составе, несмотря на всю электронику. У тех, кого надо, все ключи есть, и пин-коды они знают! Попробуй проголосовать тут против! Ладно. Мы – люди привычные. Но тут и я «ни хрена не понял»! В тронный зал вошли те люди, которые только что лежали, уткнувшись мордой в камни мостовой у Зимнего сада. Уже без брони польской и в боярских шапках. Я пхнул Пожарского под локоть: вошло семь человек, один из них был в броне.
– Положить?
– Кого?
– А вот этих! А кто их ведет?
– Трубецкой, глава первого ополчения.
– У меня к нему есть парочка вопросов и маленькая просьба.
– Ну, задай! – мне начинало всё очень не нравиться. Это что-то вроде отхода на Харьковском направлении, когда парадные дивизии побежали. А еще «Гвардейские, Кантемировские»!
Вошедшие расселись на «свои» места вдоль стен. А приведший их князь Дмитрий Трубецкой подал знак кому-то, ему вынесли третье кресло и поставили его рядом с нами. Мы с Пожарским сидели перед троном. Я громко его спросил:
– А чего тут расселся? И кто ты такой? Ты Кремль брал?
– Я – князь Дмитрий Трубецкой, самозванец! Это я не знаю, кто ты такой!
– Знаешь, князюшка, знаешь, раз самозванцем кличешь! У меня к тебе вопрос: вон того человечка знаешь?
– Которого?
– Боярского сына Желобова, вон стоит.
– Знаю!
– Свен, котомочку