Продолжая всаживать очередь за очередью в дикую кошку, – заговоренная она, что ли?! пуленепробиваемая?! – я вдруг отчетливо понял: мы обречены.

Резак прав: Полигон – нечто большое, безжалостное, объединяющее тут все в одну систему – намерен уничтожить нас. Не будет рысей, появятся кабаны с бобрами или еще какая погань, которой вообще нет подходящего названия. Мало ли кого придумали военные ученые. Наверняка за нами наблюдает страшный зверь, высунув морду из-под камуфляжа ряски на старице.

Боже, какой же это бред все – живой, тля, Полигон! Край, не хочешь умирать, так живи, но только не сходи с ума, не сдавайся!..

Заговоренная рысь свалилась в полуметре от Милены, наконец издохнув.

Ее смерть придала мне сил. Еще не все потеряно! Повоюем еще!

Я резко обернулся, чтобы нашпиговать металлом тварь, подкравшуюся сзади, – и не обнаружил ее. Взглядом скользнул по кронам деревьев – никого. Обернулся к реке – если кто и сидел под ряской, то не спешил обнаружить свое присутствие.

– Вот и все, – упершись ладонями в землю, Резак поднялся с колен.

Он шагнул к Милене – и рухнул навзничь.

Мы с супругой бросились к нему, перевернули на спину.

Потерял сознание, дурачок. Ну вот как ему помочь тут, посреди Полигона? Сделать искусственное дыхание респиратор в респиратор?..

К счастью, он открыл глаза без нашего вмешательства, из-под резиновой маски донеслось:

– Спасибо скажи, умник. Я вымолил прощение у Полигона, а то сожрали бы твою задницу и попку миледи.

Запрокинув голову к свинцовому небу, я расхохотался. Надо же, а я еще этого наглого засранца от рысей прикрывал, собой рискуя!

– Погоди, умник, радоваться. Полигон отозвал своих детей, и потому мы еще живы. – Резак приподнялся на локтях и без сил плюхнулся обратно. – Но он может передумать. В любой момент.

Неожиданно для себя я поверил ему.

Поверил во всю эту чушь с живым Полигоном, с камланиями и духами. Это место проклято. Нам нельзя здесь находиться, никак нельзя!..

– Милена, любимая, нужно убираться отсюда. Во что бы то ни стало. И поживей!

И вот тогда у меня зазвонил телефон.

Чертов корейский девайс!

Титановый корпус телефона холодил ладонь, отдавленную множеством рукопожатий тех, кого отрыгнули благоухающие салоны лимузинов и спорткаров.

Новак спешил прочь от колонны пафосных авто и бронетехники сопровождения – к КПП и такси, из которого только что выбрался пассажир.

– Здравствуй, Край, как жизнь, как жена, узнал? – выдал скороговоркой, на одном дыхании. Слов на ветер он никогда не бросал. Каждый звук у него – в масть, каждый клекот в горле стоит денег. Но не сейчас. Сейчас он отдыхал душой и сердцем.

Когда-то Новак был серьезным ментом, командиром ОМОНа. Он – капитан! герой! – курировал территории вокруг Чернобыля. Его скуластое лицо без тени улыбки, залысину и морщины на лбу знал каждый зритель криминальных новостей. На его земле работенки хватало – он без устали громил банды мародеров. В сети ролики с его интервью набирали миллионы просмотров. Даже постеры с лицом бравого капитана в три четверти печатали и продавали в переходах метро и газетных киосках. Он собирался стать депутатом Верховной Рады… А потом благодаря Краю все узнали, что герой-омоновец Новак – сам главарь ОПГ, под контролем которой всеукраинская сеть импорта очень своеобразного, дорогостоящего товара. И что бизнес у Новака такой мерзкий, что оптовая торговля героином в сравнении с ним – благое дело.

«Деньги не пахнут, – подумал Новак, услышав ответное приветствие сталкера. – Ничего нет омерзительнее бедности».

И в этом смысле Новак – идеальный образец прекрасного.

Край даже не попытался скрыть свое удивление, потом раздражение, а в итоге и неприязнь. Но не отключился. Значит, заинтригован. Это хорошо. Новак отвел трубку от уха, прикрыл микрофон ладонью и бросил слишком ретивой охране КПП, окружившей пассажира такси:

– Пропустить.

Тотчас синоби убрали мечи. А ведь готовы были изрубить в мясную соломку немолодого уже мужчину, страдающего от ожирения. Ну как дети малые! Нет чтобы воспользоваться автоматами с глушителями… Знают паршивцы, что хозяину нравится вся эта самурайщина, вот и стараются угодить.

– Здравствуйте, Адольфо. Рад видеть. – Новак с намеком показал глазами на телефон – мол, хочу пожать руку, но из-за этой штуковины не могу.

Он действительно не мог. Физически не мог представить – аж передергивало, – что позволит прикоснуться к себе этому жирному борову, смердящему и потеющему так, будто ему на голову вылили ведро воды. У Новака стресс от общения с клиентами, прибывшими на дорогих тачках. Его от них тошнило. Но те хоть выглядели похожими на людей – в отличие от представителя сицилийского землячества.

– Прошу, Адольфо! Чувствуйте себя как дома! – если бы встреча с жиртрестом Гамбино не сулила серьезные барыши, Новак лично – с удовольствием! – разделал бы толстяка на ошеек, вырезку и окорок. – А я пока вынужден уединиться. Важный деловой разговор.

Сицилиец понимающе кивнул, сморщив при этом складки семи подбородков, и колобком покатил к центральному входу. Разволновался-то как, худышка, чуть ли не побежал. С каким бы удовольствием Новак его… их всех… к ногтю, а потом!..

Он вновь поднес трубку к уху:

– Макс, дорогой, ты еще на связи? Это хорошо. Значит, узнал. Как ты, Макс? Как супруга? Как ребенок ваш? Кажется, у вас мальчик?

Будучи капитаном милиции, Новак мог по тревоге загрузить в автобусы дежурную группу ОМОНа и погнать хоть к черту на кулички – и драться бескомпромиссно, до полного уничтожения очередного бандформирования.

С тех пор много воды утекло, Новак стал… Не мягче, нет. Жестче стал. Просто юношеский максимализм – все или ничего! – его больше не заводил. Теперь он действовал иначе: сначала надо унизить жертву, напугать, превратить в блеющее чмо, пускающее слюни и размазывающее по роже сопли, и только потом уничтожить физически.

– Какое мне дело? Макс, ну что ты? Мы же друзья. Меня очень беспокоит твоя судьба. Я хочу помочь тебе, Макс. Я в Вавилон даже прилетел. Может, встретимся?

Если бы Новак умел улыбаться, то улыбнулся бы сейчас непременно. А так на его лице застыл оскал голодной гиены – эту свою особенность мимики, как-то замеченную в зеркале, он находил забавной. Сходство с африканским хищником ему льстило.

– Очень жаль. Хотя мог бы и уделить старому приятелю пять минут своего драгоценного… Тогда, если ты не возражаешь, я передам подарки, которые привез, через твоего сына. У тебя, кстати, отличный мальчишка. Веселый, симпатичный, живой. Пока что… Ах, хочешь поговорить с сыном? Ну, Макс, ты мне разве не веришь? Мальчик у меня в гостях, не сомневайся.