Я была занята рассматриванием листвы и очень удивилась, заметив, что мы едем по обсаженной деревьями улице с маленькими магазинчиками по обеим сторонам. Мэтью остановился и слез с велосипеда. Я сделала то же самое.

Он взял меня за руку и подвел к дубу. Я поняла, зачем мы свернули сюда.

– Это дерево – призрак, – сказал он.

Я кивнула, не в силах оторвать от него взгляд и почувствовав ту же дурноту, какую я ощутила, когда впервые увидела такое у таверны Мерфи.

– Да, – сказала я. – Оно прекрасно.

Я не могла не признать, что так оно и было. Этот походил на старого моряка с длинной бородой и усами. Но мое внимание приковали к себе его глаза. Это были щелочки, как будто, утопая, он закрыл глаза в последний раз. Я отвела взгляд, рассматривая линии на стволе и думая о том, сколько дерево простояло здесь, пока мир менялся вокруг, и люди жили и умирали, а дерево оставалось.

Расстроившись, я повернулась к нему спиной.

– Поехали, – сказала я, садясь на велосипед. – Я хочу увидеть форт.

Мы проехали по Фредерика-роуд мимо Крайст-Черч и кладбища и наконец достигли форта, находившегося от него за четверть мили.

Мы оставили там велосипеды и, по предложению Мэтью, миновали музейный центр и пешком отправились по старой деревне и форту. Он утверждал, что как местный житель он знал о форте и развалинах деревни больше, чем любой музейный служитель. Через полчаса я была вынуждена с ним согласиться.

Мы шли по песчаной дорожке, где стояли лужи, к форту, выходившему на реку Фредерика. Держась за руки, мы прошли под аркой из мускатного винограда, которой, по словам Мэтью, было больше двухсот лет. Мы остановились у развалин дома капитана Джеймса МакКея, где мое внимание привлек огромный дуб. Его ствол рассекала сверху донизу более светлая полоса, напоминая о штормах, бурных волнах и свинцового цвета небе. Я вздрогнула, и Мэтью обнял меня.

– С чего это тебя дрожь пробирает? – спросил он шутливо. – Как говорится, кто-то прошелся по твоей могиле?

Однажды я услышала эти слова от Мими, но я никогда раньше не думала, что это может быть на самом деле. Желая сменить тему, я указала на зеленые мхи, цеплявшиеся к стволу дерева.

– А это что? Я раньше такого не замечала.

– Это потому, что когда долго не бывает дождей, они темнеют и съеживаются и как будто пребывают в спячке и их не видно. А потом, напиваясь жидкостью от ствола, они разворачиваются и зеленеют. Они могут жить до ста лет без воды. Я уверен, у них есть какое-то научное название, но я не слышал никакого другого, кроме «воскресающие мхи».

– Воскресающие мхи, – медленно повторила я. – Мне понравилось название и то, как они обманывали смерть, возрождаясь вновь и вновь.

Повсюду стучали дятлы, привлеченные тысячами насекомых, обитавших внутри старых деревьев, покрывавших старый форт и развалины деревни. Наверное, птицы жили здесь всегда, гнездились, выводили птенцов, не замечая, как пустела деревня под поступью времени. И только мхи умирали и возрождались, и не было у них начала и конца.

Мы прошли мимо развалин казарм и по берегу, где выстроились пушки, готовые поразить приближающиеся вражеские корабли. Я держалась подальше от воды, и Мэтью не отходил от меня.

– Здесь прекрасно, – сказала я, оглядывая реку и подступающие болота и старые, покрытые мхом деревья, призраки старых домов, смотревшие пустыми глазницами в голубое небо, крыши их, давно снесенные ветром. Все это действительно было прекрасно, но я не могла объяснить, почему оно казалось мне таким до странности знакомым.

– Я так и думал, что тебе понравится. Я очень рад. – Он сжал мне руку и поцеловал в губы, затянув поцелуй.

Я смотрела на воду, позволяя легкому ветерку шевелить мне волосы.

– У меня задержка на две недели, – сказала я, положив голову ему на плечо. Подняв на него взгляд, я заглянула ему в глаза. Мы не старались завести ребенка, но и не избегали такой возможности. И все же я испытала облегчение, когда он улыбнулся.

– Это хорошая новость. Ты уже сделала тест на беременность?

– Еще нет, – я покачала головой. – Можно будет купить по дороге домой.

Он поднял меня на руки и закружил.

– Я стараюсь не слишком радоваться заранее, но я в восторге.

– Я тоже. – Я улыбнулась ему, будучи слишком счастлива, чтобы следить за своими словами. На несколько кратких мгновений моя тревога затихла, мои причины для замужества оправдались. Но один призрак все еще маячил, и мне хотелось окончательно разделаться с ним, чтобы он оставил нас с Мэтью в покое.

Слегка отодвинувшись, я заглянула ему в глаза. Его улыбка погасла, прежде чем я сказала хоть одно слово, как будто мы настолько хорошо знали друг друга, что он заранее знал, что я ему скажу.

– Я видела могилу Адриенны.

Он не шевельнулся.

– Это ты заказал памятник?

Он кивнул, взгляд у него был настороженный.

– Да. Ее родители не хотели даже обсуждать ее похороны, не говоря уже о памятнике.

– Что ты имел в виду под «мать нерожденных детей»? – спросила я, глубоко вздохнув.

Секунду он держал меня за плечи, пока внезапно не отпустил. Он пожал плечами, но жест этот не был случайным.

– Мы всегда говорили о том, чтобы завести детей. Мы оба их желали, но решили подождать, пока пройдет какое-то время после нашей свадьбы. На самом деле это было мое решение. Она была бы счастлива обзавестись детьми с самого начала.

– И потом она умерла.

Последовала маленькая пауза.

– Да. И потом она умерла.

Я услышала то, чего он не сказал. Он винил себя за отказ ей в единственном, чего она желала, и пытался запечатлеть это ее желание навеки на гранитном памятнике. Если бы такое было возможно, я полюбила бы его теперь еще сильнее.

Я взяла его за руку и повела от реки на тропинку. Мы шли рука об руку, но я ощущала разделявшее нас расстояние, как будто Адриенна и ее нерожденные дети шли между нами.

Один раз он остановился и поцеловал меня, положив руку на мой еще плоский живот, и я улыбнулась ему. Затем солнце снова скрылось за облаком и снова заморосил дождь, который проникал сквозь одежду, не охлаждая, создавая тени там, где раньше их не было.

Памела

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Октябрь 1810

Наш работник Зевс возил нас в маленьком челноке вокруг Сент-Саймонса. Мы провели на Сапело-Айленд почти два дня, помогая Эми Сент-Клер родить двойню. Роды были тяжелые, мальчик загородил плечиком родовой канал, не давая появиться на свет своей сестре. Джемма массировала женщине живот, поворачивая девочку, чтобы она не давила на брата, а потом осторожно высвободила его плечико, и он выскользнул как пробка из кувшина. Она вправила ему плечико с такой легкостью, как ощипывают цыпленка. Я надеялась, что отношения между близнецами будут в дальнейшем не такими враждебными, какими они были при их рождении. Я подумала о своих отношениях с Джорджиной и о том, что перст судьбы предназначил ей быть моей сестрой.