— За что прессует?

— Ну, я сорвал фотосъемку, — покаялся Павлов — и они требуют с меня неустойку.

— А за что неустойку? — каторжанин ничего не понимал в шоу-бизнесе.

— Они оплатили свет, гримера, а я не приехал.

— Понятно. Точнее, ничего не понятно. Какие у нас аргументы? Чем крыть их претензии? Почему ты не приехал?

— У меня было не творческое настроение, — капризно всплеснул руками богемный фотохудожник.

Гриша так и выпал в осадок. Такого аргумента ему слышать до сих пор не приходилось. Делать нечего. Подтянулась братва. Набрали тем, кто требовал с Павлова неустойку. Забились в «Неве». Через час раздался ответный звонок: «Извините, мы снимаем все претензии». Настолько уже гремел бандитский кабак по Москве, и весома была репутация тех, кто там собирался.

Павлов, Бурик, их приятель пародист Димка Ермолин на радостях проставились. Накрыли в «Неве» «поляну». Напились. Бандиты дали им пострелять из пистолета в сторону кустов. Фотохудожник обещал сделать портрет Уральского. Уже больше двадцати лет прошло, а каторжанин все никак не соберется попозировать.

Этот Павлов, действительно, был странный персонаж. Среди московских гангстеров у Гриши сложилась репутация человека, который запросто общается с музыкантами, поэтами и художниками. Бандитам нравилось сидеть с представителями творческой интеллигенции за одним столом, да и «совесть нации» по-своему ловила драйв от общения с преступниками. Идиллию подпортил дурно воспитанный фотохудожник. Однажды в гостях у Григория была серпуховская банда во главе с Костылем: Мацолик, Кнопа, Абрам, Димон Рыжий… Отдыхали все вместе. Сережа Бурмистров пел, пародист Ермолин веселил компанию, Павлов пребывал в миноре. В один прекрасный момент ему вздумалось произнести тост. Бандиты с готовностью наполнили бокалы.

— Я с удовольствием выпью за то, чтобы никогда больше не видеть ваши рожи…

Через неделю Димка Ермолин признавался Грише, что никогда в жизни они так быстро не бегали…

Серпуховские всегда были скорые на расправу, и до сих пор не понятно, как представители богемы унесли ноги.

Вообще сам Димка Ермолин парень потешный и безобидный. В 1996 году он тамадил на днюхе каторжанина в ресторане «Будапешт». Все изрядно «накидались», артисты в том числе. В конце вечера прибегает Сережа Бурмистров: «Ермолкина в милицию возле метро забрали!!». Пошли делегацией в ближайшую «контору», а там пародист из клетки орет на ментов голосом Жириновского: «Подонки! Однозначно подонки!». В отделении гогот стоит. Отпустили под ответственность юбиляра, даже денег не взяли.

В глубине души Бурик по-прежнему любил рок и шансон воспринимал, как временный компромисс. После его выступлений все вместе частенько зависали в «Неве». Приняв на грудь, Сережа ловил вдохновение. Улучив момент, он забирался на сцену, заговорщицки шептался с ди-джеем и кричал в микрофон: «Уральского нет? Ну, тогда рок-н-ролл!!». После чего самозабвенно исполнял репертуар «Sveet» и «Black Sabbath», пока братва не сгоняла его со сцены. На этих концертах каторжанин постепенно перезнакомился со всеми шансонщиками. Его добрыми друзьями и собутыльниками стали Гена Жаров и Слава Медяник. Бурик привез хитрого весельчака Ивана Московского и Лялю Размахову, похожую на молодую Татьяну Доронину. С Московским в свою очередь приехал попеть простецкий парнишка-кольщик Володька Лисицын, талантливый поэт и художник. На свой юбилей в «Неву» Жаров пригласил Дюмина, Жеку, Тишинскую, покойного Славу Бобкова. Дюмина Уральский выпускать на сцену не рисковал. Как правило, Александр приезжал поддержать своего друга Жеку. Но приняв на грудь пару-тройку баккарди, гангстер махал рукой: «Ладно, пусть поет! Но не долго!». На следующий день Грише пеняла расстроенная артменеджер Алька: «Мне знакомые девочки жаловались, что вчера у нас на сцену вылез какой-то уголовник. Пел про тюрьмы, лагеря, чахотку. Кошмар!!!».

Кто бы мог предположить, что через двадцать лет Саша Дюмин станет самым успешным исполнителем жанра, неизменно собирающим полные залы, одним из последних динозавров «жесткого» шансона.

Дальше больше — Черняков, Алмазов, Журавлева, Астахова, Тернова, Снежная, Любавин, Трофим, Ворон, Одесский, Сулей, «Бутырка», Катя Огонек. В «Неву» последняя приезжала еще, как Кристина Пожарская. Вообще, гораздо легче назвать того, кого в «Неве» не было. Со всеми завязались какие-то отношения, с кем-то более близкие, с кем-то менее.

Как-то в середине девяностых на дне рождения Макса Дилектора большой затейник Уральский поставил юмористическую сценку, в которой тренер по вин-чуну Толик в сувенирной каске изображал английского полисмена. Толик зачитал шуточную ориентировку из серии: «Особо опасен при задержании в столовой» — и продемонстрировал портрет Дилектора, собственноручно нарисованный Григорием. Все дружно поржали. В том числе уважаемые гости из Сокольников. В кругу братвы как-то не принято было так прикалываться из-за опасения прослыть клоунами. В коллективе Гриши, допустим, изображать полисмена желающих не нашлось. Каторжанин привлек человека со стороны — тренера, которого знал еще со времен зала на Библиотеке.

Буквально через сорок минут в ресторан ворвался «конвой сорок сабель», в масках и с автоматами. Гангстеры на расслабоне подумали было, что это Уральский продолжает куражиться. Но команда: «На пол!!!» — и пара ударов прикладами быстро вернули бандитов в реальность.

— Кобзон, заткнись, — рыкнул старший рейда на Ильдара Южного, вдохновенно исполнявшего на сцене свой мегахит «Баночку чифира».

Это был РУОП Северного округа. Сотрудники выстроили гостей Дилектора вдоль стеночки и проверили документы. Обошлось все без несчастья и приема[150] «заряженная»[151] охрана Каленого успела свалить через запасной выход, а Ильдар Южный получил, столь необходимые для стимуляции творческого процесса, острые ощущения. Братва продолжила гуль барий!

Осенью 2001 года Бурика не стало. Умер артист в стилистике жанра — с перепоя. Поминки проводили в еще одном заведении Уральского ресторане «Меркурий». Мнительному гангстеру Сергей всегда казался себе на уме. Только на поминках, пообщавшись с его близкими друзьями, Гриша узнал, как певец гордился их дружбой, как пытался быть нужным и полезным. За наигранным апломбом прятался добрый и ранимый человек, который не знал, как выразить свою симпатию и уважение к своему блатному другу. Братва помнит тебя и твои песни, Сережа.

Бригада Уральского постепенно наращивала мускулы. Их вотчина район «Речного вокзала» стал для братвы тесноват. По утрам или после зала гангстеры садились в машины по три — четыре человека и разъезжались в разные концы «пробивать точки»[152]. У каждого звена была своя зона ответственности. Одни в Ховрино, другие в сторону центра по Ленинградке, третьи по Флотской и Солнечногоской.