Долгие годы Сашок неизменно «приговаривал» всех единоборцев, приходивших в бригаду, пока ближе к пятидесяти возраст не стал брать свое.

Бандиты годами играли в футбол. Играли достаточно жестко. Самую тяжелую травму Уральский получил, когда промахнулся по мячу и со всей дури въехал Воркуте по ноге. У него померкло в глазах, Гриша рухнул, как подкошенный. Впечатление было такое, что он ударил не по человеческому телу, а по железному лому. С годами Уральский пришел к выводу, что о характере человека можно сделать вывод по тому, как он играет в футбол. В каком-то смысле игра Саши Воркуты была уникальна. Первое время Гриша, мнивший себя великим футбольным стратегом, терпеливо пытался объяснить каратисту его место и задачу на поле. Воркута с Уральским не спорил. Но с началом игры забрало у него падало, и Сашок начинал, как ребенок, гоняться за мячом. Учитывая отменную дыхалку, выходило это у него неплохо. По воротам Воркута лупил с бешеной силой, но не точно. Используя абсолютное бесстрашие бойца, бандиты частенько ставили его вратарем. И все бы ничего, руки длинные, ноги длинные, но Воркута в пылу игры регулярно убегал в поле, и противник забивал в пустые ворота.

Боги коварны. Где-то они насыпят доверху, а где-то не довесят. Будучи уникальным бойцом, Воркута был органически не способен к системной работе с коммерсантами. И вообще в его голове, как будто, бал отключен отдел, который отвечает за пунктуальность, рассудительность, ответственность. Одно слово — ураган!

При феноменальном здоровье у Воркуты начисто отсутствовал фарт. В начале девяностых братва замутила серьезную «работенку». По наводке пошли «выносить» хату богатого еврея. Он оказался здоровенным парнем, и Воркута даже не смог вырубить терпилу[157] с первого удара. Повалили его на кровать, но крепкий еврей продолжал орать и отбиваться. Перестал он трепыхаться только тогда, когда Григорий поднес нож к его горлу и прошипел: «Не дергайся. Запорю». Хозяина кое-как связали.

Один из грабителей с погонял ом Гарик Окулист вел себя неадекватно, метался по квартире, вещи с шумом бросал на пол. Старый крадун Уральский по тюремному опыту знал, что это чревато. Бывало, «слесаря» палились из-за того, что соседи, встревоженные шумом, вызывали милицию.

Сделал пару замечаний, а потом не выдержал, дал паникеру затрещину и выгнал из квартиры: «В обоз!!!» Обчистив квартиру, бандиты прихватили двое ключей от машин, а паникер Окулист стащил батон колбасы из холодильника. Уехали на джипе терпилы, который стоял у подъезда.

В «Неве» довольный Уральский сел за стол, хлопнул минералки и приготовился делить деньги.

Он знал, что на кармане у Окулиста лежит пачка долларов из заветной тумбочки еврея. Джип набит барахлом. Эта «работа» должна была вывести бригаду Уральского на более высокий материальный уровень. Вокруг расселись остальные бандиты.

— А где Воркута?

— Где Окулист?

Через десять минут выяснилось, что два балбеса, припарковав джип у «Невы», рванули забирать вторую тачку. Дурное предчувствие сжало сердце матерого крадуна: «Никогда не искушай без нужды, иначе Фортуна повернется к тебе задом».

Еврей сумел развязаться и вызвать «конвой сорок сабель». На автостоянке незадачливых бандитов встретили, не ожидавшие от них такого подарка, мусора: «Сами приехали, голубчики!». Тем более Воркута и Окулист не растарились[158] и услужливо привезли с собой доллары и золото.

Уральский знал, что Окулист сам до такой авантюры не додумался бы. Сто пудов Воркута замутил! Виной всему его анархическая, неуправляемая натура. В довершении всех бед, выяснилось, что и ключи от джипа Воркута и Гарик увезли с собой. Вскрыть машину и разобрать ее хотя бы на запчасти гангстеры не сумели. Разбили стекла и достали пару чемоданов с какими-то лужпайками.

На суде Воркута вел себя разумно и достойно. Получил четыре года и попал на «красную» зону в Саратов. Хапнул горя, но не сломался, прокантовав-шись три года в изоляторах и на карантине. За полгода до звонка Воркуту удалось выкупить.

Как-то Воркута с Родней и водителем Уральского Пашей Плафоном поехали в Химки разыскивать должника. В этом подмосковном городе на Ленинградском шоссе в те годы было две бригады — уже упомянутые «романовские» и «крутовские». Подшефные армяне пожаловались, что поставили в магазин паленую водяру, и с ними никак не рассчитаются за последнюю партию товара. Гангстеры заглянули в кафе, где предполагали найти фуфломета[159]. Заведение было закрыто на санитарный час. Родня с Плафоном вышли на улицу, а Воркута заглянул в подсобку. Там на кухне харчевались повара и прочая челядь, ели картошку с грибами.

— Хозяина нет среди вас? — спросил бандит.

— А кто спрашивает? — ответил один из круга жующих.

— Да я спрашиваю — занервничал Воркута.

— А ты кто есть? Ну-ка закрыл дверь по-быстрому!!

Воркута, который только недавно освободился, такой наглости не стерпел и запустил в ложкомойников[160] сковородой. Один из них, мясистый малый килограммов за сто весом, прыгнул в стойку. За Воркутой не заржавело, и он нанес противнику разящий прямой в торец. Вдогонку с локтя в челюсть. И добил падающего двумя ударами ногой. Все! Минута! Перепуганная обслуга высыпала наружу.

— Караул!!!

— Убивают!!!

Поднялся несусветный переполох. Родня с Пашей Плафоном забежали обратно и вывели Воркуту на улицу, не дав ему сорвать с поверженного цепь и часы. Потерпевшим оказался бандит Федя из «крутовской» ОПГ.

«Крутовские», естественно, просто так оставить избиение своего товарища не могли. По информации, которой располагали Гришины люди, это было бродяжное формирование. Однако они легко проливали кровь при решении конфликтных ситуаций. Бывало, и друг друга валили. Недавно в эту бригаду влились остатки развалившейся команды Миши Клюквы и Беды с Сокола[161], подтянулись звенья из Клина и Солнечногорска.

Сам Николай Крутов, был классическим лидером девяностых — бывший регбист, хорошо развитый физически, дважды судимый, дерзкий и решительный в поступках. В своем коллективе он стремился жестко пресекать наркоманские движения, но полностью искоренить эту заразу не мог. Некоторые в бригаде травились. По неизвестным автору причинам, Николай не стремился к близкому общению с Ворами, что не характерно для «хозяйских» представителей криминалитета. Не будучи от природы особо тонким дипломатом, Крутов предпочитал решать вопросы битой, пулей и всеми другими подручными средствами. В отличие от многих других лидеров, лишь отдававших распоряжения и не решающихся ничего сделать собственноручно, Крут сам был способен на любой поступок, поднимавший его и без того высокий авторитет среди своих бригадников. Известен случай, когда он лично казнил выстрелом в затылок лобненского боксера с погонялом «Таджик», за то, что тот со своими товарищами осмелились поднять руку на одного из его бойцов-пехотинцев. После чего лично утрамбовал в бочку тело и скинул в канал.