Машина рванула вперед. Я схватилась изнутри за край крыши, одна нога на подножке, другая упирается в край дверного проема. Свободной рукой я целилась из «МП-5» в проносящиеся мимо деревья. Открытая дверца хлестнула по веткам, ее отбросило на меня. Я уперлась коленом, чтобы меня не пристукнуло. Эдуард еще торчал в люке, где был Ньюмэн — внутри или снаружи — я не очень понимала. Тилфорд вел машину — это я знала.

Машина набрала скорость, резко запрыгала, я почти взлетала в воздух. Так оставаться было нельзя. Я ввалилась внутрь, захлопнула дверцу и нажала кнопку подъема стекла. Краем глаза заметила, что Ньюмэн тоже уже внутри машины, Эдуард вылез из люка и нажал кнопку закрытия. И вдруг заорал:

— Анита!

Я прицелилась в окно, еще не видя, во что стрелять. Сверкнуло серебро, но не в моем закрывающемся окне, а в открытом окне Тилфорда. Я выстрелила мимо его головы во что-то темное на том конце этой сияющей шпаги — потому что это именно шпага, черт бы ее побрал, и была.

Выстрел в машине прозвучал оглушительно — слишком тесно, чтобы стрелять без защиты для ушей, я оглохла на миг, но темная фигура отвалилась назад и больше не возникла. Клинок восклицательным знаком остался торчать в плече у Тилфорда и в сиденье машины. Тилфорда пригвоздили.

Эдуард переполз на переднее сиденье и взял руль.

— Продолжай давить на газ, Тилфорд.

Тот воспринял как приказ, потому что машина прыгнула вперед — Тилфорд утопил педаль в пол. Эдуард одной рукой рулил, другой держал оружие, хотя ему надо было следить за дорогой — а потому нам с Ньюмэном за всем остальным. Блин.

С крыши раздался тихий звук. Я даже не была уверена, что услышала его — шумел мотор, еще звенело в ушах. Как будто я прислушивалась к этому намеку на шелест.

— Они на крыше, — сказала я.

Ньюмэн не среагировал, и я сказала ему:

— Ньюмэн, на крыше один из них.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми встревоженными глазами. Трудно было в темноте сказать точно, но мне показалось, что он бледен. Пульс у него на горле неистово колотился. Он был перепуган, и я его понимаю. Будь у меня время, я бы тоже успела испугаться.

Я стала вглядываться в полупрозрачную крышу — и вдруг оттуда на меня кто-то посмотрел. Без маски — темные глаза на бледном лице. Вампир. Не успев еще ничего разглядеть, я уже палила вверх. Лицо исчезло, но вряд ли я попала.

Ньюмэн выстрелил сразу после меня, но продолжал держать палец на спуске, и машина гремела резонатором для выстрелов, и меня обдавало потоком горячих гильз. Почти все попали на куртку, но одна обожгла руку, а стрелять уже было не во что.

Я схватила Ньюмэна за руку и заорала — оглохла и не знала, насколько нужно громко говорить, чтобы меня услышали.

— Стоп! Не трать патроны! — Он посмотрел на меня, глаза широко раскрыты, белки видны — как у лошади, готовой понести. Я пригнула ствол его винтовки, опустила чуть пониже. В пробитую крышу задувал ветер. — Успокойся, береги патроны.

Наверное, я продолжала орать, но он смотрел так, будто либо не слышал ничего от звона в ушах, либо ничего не мог понять от страха. Иногда, когда как следует напугаешься, то не слышишь ничего, кроме шума крови в ушах. Сама помню.

Я дождалась, пока он кивнет, а потом отвернулась и посмотрела на переднее сиденье. Эдуард и Тилфорд вели машину как бригада. Мы так быстро пролетели через дымящиеся остатки завала, что я лишь едва успела заметить обугленные останки.

Впереди на дороге замелькали огни мигалок, и тогда до меня дошло, что уже некоторое время слышно было завывание сирен. У меня слух не очень еще восстановился после стрельбы в машине. Интересно, остальные все тоже так оглохли?

Наверное, я заорала, потому что никак не могла соразмерить голос:

— Кто вызвал подкрепление?

— Я вызвал! — заорал в ответ Ньюмэн.

Ни мне, ни Эдуарду в голову не пришло бы вызывать подмогу — слишком долго, черт побери, были мы волками-одиночками. Впервые я была рада, что наш чайник поступил, как чайнику положено: последовал правилам и вызвал подкрепление. «Арлекин» предпринимает усилия, чтобы о нем никто ничего не знал, и сейчас мы в безопасности.

Машина стала замедлять ход. Очень издалека доносился голос Эдуарда, кричащего:

— Тилфорд! Тилфорд!

Черт!

Я сбросила ремень безопасности. Машина постепенно останавливалась, а я потянулась к плечу Тилфорда, откуда торчала шпага. Что ее не надо пытаться вынуть, я понимала: это работа для врача, но с кровотечением что-то сделать можно. Только снимая с себя ветровку и вытаскивая руку из рукава, я вспомнила, что тоже ранена — зацепила эту царапину, и боль напомнила. Тот факт, что боль стала ощущаться, означал, что адреналин и эндорфины стрессовой ситуации начинают выветриваться.

Эдуарду удалось остановить машину, он поставил рычаг в парковочное положение. На нас летели машины с сиренами, все еще не столь громкими, какими они должны были быть.

А я заметила, что моя кровь размазана по всей куртке. Повернувшись к Ньюмэну, жестами попросила его отдать мне свою куртку. Посмотрела на руки — они тоже в крови.

Я — носитель ликантропии. Я не перекидываюсь, но это не значит, что Тилфорд не будет, если моя кровь попадет в его жилы. Нельзя рисковать, если есть другие руки, чистые от крови.

Я поменялась местами с Ньюмэном и сумела показать ему, как обхватить шпагу курткой и руками. Он случайно шевельнул лезвие, и Тилфорд потерял сознание.

Ньюмэн забормотал-заорал извинения, я отмахнулась. Первые автомобили остановились, из них вывалились маршалы, патрульные, детективы, все вообще, кому положено реагировать на чрезвычайную ситуацию. Где-то здесь и «скорая» тоже должна быть.

Санитары стали вынимать Тилфорда из машины на носилки, и он пришел в себя. Схватив за руку Эдуарда, он сказал:

— Ордер! Мой ордер, Форрестер, он теперь твой.

Эдуард кивнул и похлопал его по руке.

— Я за тебя этих гадов прищучу, Тилфорд.

— Уверен, что прищучишь.

Он держался за Эдуарда, пока его укладывали на носилки, и Эдуард не пытался освободиться — так и шел с ним до самой машины «скорой». Ньюмэн встал рядом со мной возле нашей машины, я все моргала на водоворот мигалок и полицейских. Вдруг перед нами оказался Рейборн.

— Блейк, черт побери, что стряслось?

Я заморгала на него, и тут протолкнулась вперед женщина со «скорой».

— Не мешайте, отойдите! Вы что, не видите, что они оба ранены?

Я посмотрела в ее светлые глаза. Белокурые волосы убраны назад в хвост. Она стала светить фонариком в глаза Ньюмэну, его худощавое лицо было кровавой маской. Очевидно, когда падал на гравий, рассадил себе лоб, и все лицо залило.