Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько раз я себе говорила о том, что мне нужно поскорее вычеркнуть его из своей жизни? Много. Сколько раз повторяла, что мы невозможны? Еще больше. Уговаривала себя забыть, не чувствовать ничего, не ревновать и не злиться… И все насмарку. Абсолютно все. Больная любовь, которая вымотала меня до самого основания.
Легла в кровать и выключила свет. Телефон отложила в сторону, на тумбочку и, прислушиваясь к себе, закрыла глаза. Все завтра. Подумаю обо всем завтра. Сегодня нужен сон, который восстановит мои душевные силы и придаст уверенности в себе, в том, что я выбрала верный путь.
Крутилась в кровати до пяти утра. Никак не могла уснуть. В конце концов села, посмотрела на телефон, и решила, что пора вставать.
Кофе сегодня сделала себе покрепче. Чтобы наверняка. Чтобы не уснуть в такси, как я уже пару раз практиковала, за что была отчитана Антоном. И ведь все верно он меня ругал. За мою беспечность и беззаботность. Постоянно напоминал, что не все люди такие, что есть те, для кого эта самая беспечность и беззаботность только на руку.
До офиса добралась быстро. Что и неудивительно. В это время Москва, вопреки расхожему мнению, еще спала. В пустом холле кивнула сонному охраннику, которого, судя по всему, разбудила своим появлением и направилась к лифту.
Непривычно было видеть здание пустым. Обычно в холле не протолкнуться. А сегодня… я словно попала в параллельную вселенную, которая доступна лишь избранным.
В офисе тоже было тихо. Дверь в кабинет Антона была приоткрыта, и я на цыпочках прокралась к ней, чтобы заглянуть и убедиться, что у друга все нормально.
И обомлела…
На небольшом диванчике, уютно устроившись, сопела парочка…
Аня и Антон.
Чертыхнулась сквозь зубы и прикрыла дверь. Ничего себе поворот!
Не думала, что план по вытягиванию информации сработает настолько быстро. Ну Тоха, ну и шустрик!
Чтобы не смущать этих голубков своим нежданным появлением, направилась в соседнюю комнату, в которой располагалось некое подобие кухни. Сделала себе еще кофе и устроившись на подоконнике, просто смотрела вдаль. Туда, где едва забрезжил рассвет.
Про себя думала о том, что, наверное, долго еще буду подкалывать Антона, припоминая его слова про реку, в которую дважды не войдешь. Ну да, в реку-то, может, и не войдешь… А в токсичные отношения с бывшей — как нефиг делать.
Хотя… я ведь сама такая. Только хватило мозгов не доводить все до греха, так сказать.
Просидев в кухне час, я едва не задремала. Очнулась лишь тогда, когда почувствовала, что теряю опору и кулем рухнула с подоконника вниз, на пол, пребольно стукнувшись копчиком.
Как оказалось — вовремя. Потому что стоило мне подняться на ноги, как дверь открылась и на пороге показалась Аня. Растрепанная, со смазанной помадой, но довольная и счастливая.
Завидев меня она испуганно замерла и растянула губы в подобии улыбки.
— Доброе утро, — усмехнулась я.
— Доброе, — ответила она и подошла к кофемашине. — А ты чего так рано?
— Не спалось, — расплывчато ответила я. — Решила ударно поработать.
Она промолчала, налила себе кофе и подошла к окну, остановившись рядом со мной.
— Осуждаешь? — спросила Аня.
— Это не мое дело, — покачала я головой. — Отчасти. А отчасти — мое. Антон мой друг, и мне бы очень не хотелось видеть его разбитым. Один раз ты уже наворотила дел.
— Да не было ничего тогда. Вообще ничего, — вспылила девушка. — Мы с Тимуром друзья, не больше. И никогда не переступали эту черту.
— Расскажи об этом журналам, которые столько времени обсуждают вашу личную жизнь, — не поверила я. — А мне плевать, если честно. Вы взрослые люди, вы сами разберетесь в своих отношениях.
— Также, как разобрались и вы, — теперь усмехнулась уже Аня. — Вот скажи, к чему эти игры в догонялки? Он бежит за тобой, ты бежишь от него. И так по кругу, как хомяк в каком-то колесе.
— Мне кажется, ты что-то перепутала, — нахмурилась я. — Никто ни за кем не бегает. Никто ни от кого не бежит. Разошлись как в море корабли и поплыли — каждый по своему маршруту.
— Ну-ну, — не унималась Аня. — Самообман, конечно, вещь хорошая, но приводит обычно только в тупик. Не проще ли признаться друг другу во всем честно, поговорить и после уже решить, как будет лучше для вас обоих?
Я отошла от окна и обняла себя руками. Почему она не понимает, что склеить уже ничего не получится? Невозможно склеить то, что разрушили, растоптали, разломали и сожгли!
46
— Я надеюсь, что ты все же воплотил коварный план в жизнь, а не снова прыгнул на старые грабли, — усмехнулась я, когда часом позже ставила перед проснувшимся Антоном кружку горячего ароматного капучино. — Заметь, я сегодня даже сахара не пожалела!
— Это безумие, — ответил друг, откинувшись на спинку рабочего кресла и прикрыв ладонью глаза. — Она просто приехала вечером и… и я впервые не смог сдержаться.
— Ну… это вполне нормально, ты ведь любишь ее до сих пор, — тихо сказала я. — А любовь… Любовь способна на многое.
— Сказала та, которая кричала, что больше не верит в эту дрянь, — рассмеялся друг. — Тебе же как-то удается избегать своих чувств. Непонятно, почему у меня это не получилось.
Я промолчала. Да и что тут можно было сказать? Что я та еще дурында? Что мучаю сама себя, не понимая, искренне не понимая, как можно так любить. И столько времени любить…
— Она сказала мне, что с Тимом у них не было ничего, — призналась я. — И, знаешь, я ей верю. Сама не понимаю почему, но верю. Может, ты все неправильно тогда понял?
— Да я и сам уже начал прозревать, — кивнул Антон. — Скорее всего, тогда мы просто были невозможны…
Я подавилась кофе, услышав фразу, которая стала моей мантрой.
— Против нас было всё. Против нас были все. Начиная с ее родных и близких, заканчивая нашими с Тимом близкими, — начал рассказывать друг.
Они были знакомы давно. Очень давно. И, как им казалось, столько же и любили друг друга. С самого первого взгляда, с первой улыбки на том самом мероприятии, которое устроил отец Ани в честь совершеннолетия своей дочери, о чем парень узнал позже. Гораздо позже. Антону стоило огромного усилия отвести от нее взгляд, и притвориться, что он не замечает ее. И вообще, в то время, будучи бедным студентом, который оказался на празднике живота, это было не сложно. В первую очередь думалось о еде, а после