– До свидания, Мия. – Не успела я толком вникнуть в его слова, как Стрелок поднялся, взял свою трость и направился к выходу.

Я все еще прижимала пальцы к губам, когда он задержался в дверном проеме.

– Будь храброй, Мия. Что бы ни случилось. Будь храброй.

На следующее утро я застегнула молнию на сумке и в последний раз обвела взглядом свою палату. Без открыток и цветов, которые я получала на протяжении трех прошедших недель, она выглядела опустевшей. Большей частью цветы и открытки присылали люди, которых я в жизни не встречала и кто видел мою историю в новостях. Открытки были сложены в коробку, которую Джейкоб уже отнес в машину. Все цветы выбросили или раздали другим пациентам. Армией мягких игрушек набили большой мусорный пакет, чтобы Джейкоб спустил их позже.

Мама подписала последние бумажки касательно моей выписки.

– Ты готова, солнышко?

Я кивнула, сглатывая комок в горле.

– Нервничаешь?

Я снова кивнула, и это было правдой, хотя комок не имел ничего общего со страхом отъезда. Слова прощания были сказаны накануне вечером, я все-таки ждала, что Стрелок придет до того, как я уеду. Я подумывала, не взять ли дело в свои руки, но мне хотелось уважать его желания. Я чувствовала, что должна сдержать обещание.

В дверях появился Джейкоб, взвалил на плечо мою спортивную сумку и большой мешок с мягкими игрушками.

– Мы готовы выдвигаться? – подмигнул он мне.

– Мия? – Мама коснулась моей руки.

Я на мгновение заколебалась, а затем перехватила ее на полпути и крепко взяла за руку.

Палату мы покидали всей семьей – почти всей, поскольку папа не появился.

Я чувствовала, что он так и не приспособился к моему появлению. Может, держал дистанцию, потому что видел то, чего Джейкоб и мама так упорно замечать не желали. Возможно, он видел то, что видела я. Понимал ли он, что я не вписываюсь? Сознавал ли в глубине души, что дочь, утраченная им столько лет назад, потеряна навсегда? Как бы маме ни хотелось, чтобы я была ее Мией, внутри меня всегда будет жить часть Леи. Большая часть.

Персонал больницы выкрикивал «до свиданья», пока мы шли по коридору. Я махала им всем и с несколькими даже обнялась. Обнимашки давались мне все лучше.

Я не удержалась и по пути заглянула в палату к Стрелку, но там было пусто и темно. Я резко перевела взгляд вперед и сосредоточилась на следующем этапе своей жизни, как наставляла доктор Маршалл.

Джейкоб ждал меня у выхода, пока мама забирала машину с парковки. Я ерзала в кресле на колесах, куда меня усадили по настоянию больницы. Дурацкие правила. Я была способна передвигаться самостоятельно. Разве не в этом весь смысл? Я наконец достаточно окрепла, чтобы выйти оттуда.

Джейкоб поставил мешок с мягкими игрушками на землю перед моим креслом и плюхнулся на скамейку рядом со мной.

– Мия, думаю, тебе надо кое-что узнать, прежде чем мы приедем домой, – сказал он, разглядывая свои руки. – Мама с папой хотели подождать, но мне кажется, ты имеешь право знать. Тебя держали в темноте столько, что на всю жизнь хватило бы, – он умолк, собираясь с духом.

Я не знала, к чему он клонит, но, судя по его взгляду, у меня сложилось впечатление, что новость мне не понравится.

– Мия, папа с нами больше не живет. Он уже очень давно с нами не живет.

Его признание было как тычок в живот. Съеденные на завтрак яйца неуютно заворочались в желудке. Я опустила взгляд на свои руки, которые уже искали выход. Они царапали заусенец на большом пальце, стараясь отодрать кожицу.

– Как давно?

Джейкоб видел, как я лихорадочно ковыряю кожу, но не пытался меня остановить.

– Он съехал ровно через год после того, как тебя украли. Сказал, что больше не в силах с этим справляться. Мама была все еще слишком убита твоим исчезновением, чтобы пытаться отговорить его. Думаю, в тот день он окончательно разбил ей сердце. Он урод.

Пальцам удалось отодрать кусочек кожи, и я потянула за него ногтями, пока на коже не выступила капелька крови. Боль была крошечной по сравнению с тем, как саднило сердце. Моя вина. Разумеется, это я была виновата. Я чувствовала, что должна извиниться перед Джейкобом, но слова застревали в груди. Патовая ситуация. Если бы меня не нашли, моя семья все равно была бы разбита. Что утраченная, что найденная, во всем этом по-любому была виновата я.

Моя семья была разрушена.

Я уничтожила ее.

Прежде чем мы успели сказать что-то еще, подъехала мама и весело выскочила из машины. Автомобиль отличался от того, что я ожидала. Я смутно помнила, что у нас была вроде бы синяя или, может, черная машина. А эта была светлее и меньше. Джейкоб открыл багажник, затолкал туда мою сумку и мешок с мягкими игрушками рядом с коробкой, которую спустил ранее.

Я открыла одну из задних дверей и забралась внутрь.

– Пристегнись, – сказала мама, дергая ремень возле моего сиденья. Она подтянула его ко мне, и я вставила пряжку на место. Мозг затопили воспоминания. Десять лет прошло с тех пор, как я каталась в подобном транспортном средстве, но я помнила, что насчет ремней безопасности мама была непреклонна. Незначительное воспоминание, но мне оно казалось очень важным.

Джейкоб забрался на переднее сиденье. Он оглянулся на меня, и я попыталась улыбнуться. Бомба, которую он подбросил мне, еще дымилась, но брат был прав, мне надо было это знать.

Мама медленно выехала из-под навеса над главным входом. Я не удержалась и развернулась на сиденье, чтобы бросить последний взгляд. Ремень врезался мне в бок, но я не замечала. Взгляд мой обшаривал здание, ставшее мне спасительной гаванью. Пока мы разворачивались, мое внимание привлекло движение на его краю, как раз перед тем, как мама вывернула с парковки направо. Я зажала рот ладонью, когда заметила Стрелка, державшего высоко над головой плакат с четко напечатанными двумя словами:

БУДЬ ХРАБРОЙ

Ни больше ни меньше. Это был его способ попрощаться. Я знала, что он меня не видит, но поцеловала собственные пальцы и прижала их к стеклу.

Дорога домой прошла как в тумане, хотя я во все глаза таращилась в окно. От смены пейзажа голова шла кругом. Я не помнила, чтобы раньше вокруг было столько домов и машин. Я мертвой хваткой вцеплялась в сиденье каждый раз, когда к нам приближался чужой автомобиль, так что пальцы белели. Почувствовав первые признаки надвигающейся панической атаки, я похлопала себя по карману. Бутылочка с пилюлями ободряюще брякнула. Я не стала ее доставать – приму, только если совсем станет невмоготу.

Я поняла, что мы приехали, как только мама затормозила во дворе. Знакомые черты дома глубоко врезались мне в сознание. Все, вплоть до белых ставен и красной двери, осталось прежним. Это было поразительно. Я отстегнула ремень и медленно выбралась из машины, нахлынули воспоминания. Я помнила этот дом. Он снился мне десять лет. Здесь жил человек, которого не существовало. Теперь он принадлежал куче воспоминаний. Воспоминаний о том, как я играю на этом самом газоне за мгновение до того, как Джуди вырвет меня из привычной жизни.