– Да можешь, конечно. В том-то и прелесть танца. Это могут все. Кто хорошо, кто плохо, но это не играет роли, – поддразнивал он, протягивая мне руку. – Все дело в том, чтобы позволить музыке говорить с твоим телом.

Я уперлась пятками в пол.

– Стрелок, я не могу, – прошептала я.

Он шагнул ближе, сокращая дистанцию между нами.

– Ты можешь, Мия. Я знаю.

– В смысле? Откуда ты знаешь?

– По твоей вчерашней реакции. Уж я узнаю собрата-меломана, если нахожусь с ним рядом. Музыка говорит с твоей душой. А теперь пора позволить ей говорить с твоим телом, – сказал он, поднимая меня на ноги. – По крайней мере, ты знаешь, что я не буду над тобой смеяться, – указал он на свои темные очки.

– Прости, что смеялась над тобой, – сказала я, а комнату уже заполняла новая песня.

– Ничего. В жизни не слыхал смеха милее. Пусть даже в свой адрес. А теперь прекращай тянуть.

Он отпустил мою руку и отступил, оставив меня в центре комнаты. На миг я почувствовала себя уязвимой, но тело медленно начало откликаться на негромкий ритм музыки. Ноги зашагали взад-вперед, руки замахали туда-сюда, а тело закачалось в такт. Я понимала, что это глупо, но закрыла глаза, чтобы мне не казалось, будто Стрелок смотрит на меня. С закрытыми глазами я почувствовала себя свободной, и музыка захватила мое тело.

Я протанцевала одну песню, а потом еще одну и еще. Наконец я открыла глаза, и Стрелок присоединился ко мне. Мы танцевали самозабвенно, держась за руки, – танцевали, пока от нас ничего не осталось.

– А ребята нашего возраста правда так себя ведут? – спросила я Джейкоба, который смотрел со мной телепередачу.

Мы оба валялись на кровати, а мама сидела рядом и вязала крючком. Официально я пробыла в больнице уже три недели. Моя новая жизнь постепенно начинала входить в привычную колею. Я просыпалась, посещала ежедневный сеанс с доктором Маршалл, а затем проводила остаток утра с мамой. В полдень мы с ней обедали, после чего меня обычно находил Стрелок, и мы с ним гуляли остальной день вместе, пока мама бегала по делам, и ненадолго выходили из больницы. Вечерами я была с семьей, мы пытались ближе познакомиться друг с другом.

Джейкоб рассмеялся.

– Нет, черт подери. Прости, мам, – добавил он, когда она подняла на него суровый взгляд. – По сравнению со всеми перипетиями этого шоу в школе скучно. Плюс таких горячих штучек и вовсе не водится. В этой программе одни модели.

Мама снова одернула его, но я слишком старалась удержать смех, чтобы отреагировать. Отчасти я испытывала облегчение, что в школе не так все запутано, как было в передаче. Однако заявление Джейкоба не умерило моей тревоги по поводу выхода на учебу. Чуть раньше, после моего ежедневного сеанса с доктором Маршалл, мама сообщила, что заехала в школу и закончила оформлять мое зачисление. Два дня я писала проверочные работы, дабы школа определила уровень моих знаний. Сложилось впечатление, что все относились весьма скептически к образованию, которое я получала в подвале. Полагаю, резон в этом был. С их точки зрения, Джуди была чудовищем и обращалась со мной как с пленницей. Откуда им было знать, какое значение она придавала образованию? По сравнению с этим проверочные, которые мама таскала из школы, были легче легкого. Знай я, что из-за них меня слишком быстро отправят в школу, тянула бы до последнего или намеренно запорола бы тест.

Теперь, похоже, мне предстояло отправиться на учебу, как только я обустроюсь дома. От маминых новостей у меня в животе образовались бабочки размером с драконов.

Я хотела еще порасспрашивать Джейкоба, но не хотела, чтобы он понял, что я волнуюсь. Они оба и так уже достаточно надо мной кудахтали, словно боялись, что я могу слететь с катушек в любой момент. Не хотелось бы давать им лишний повод для беспокойства. За последние недели стало очевидно, что папе трудно находиться рядом со мной. Вслух об этом не говорили, но каждая совместная трапеза казалась более натянутой, чем предыдущая.

Наконец три дня назад он бросил этот глупый спектакль и с тех пор не появлялся. Похоже, маме и Джейкобу труднее было смириться с этим, чем мне. Я понимала, наверное, лучше них: папе было со мной неловко. Мама и Джейкоб продолжали придумывать для него отговорки. Когда брат приехал один, захватив на ужин очередную пиццу, они вдвоем изо всех сил пытались заверить меня, что папа задержался на работе, но я прочитала досаду в глазах Джейкоба. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но мама помотала головой, а потом широко улыбнулась мне. Я могла бы сказать им, что это неважно. Может, у меня и проблемы по части приспособления к жизни во внешнем мире, но я не тупая. Им не надо было прятать от меня правду.

– Я бы не переживал, сестренка. Школа – это ерунда, – заметил Джейкоб во время рекламной паузы.

– А я и не переживаю, – соврала я.

– Вот и хорошо. Ты без проблем впишешься. Все мои друзья ждут не дождутся, когда познакомятся с тобой. Даже твоя старая подруга, Эмбер, разыскала меня сегодня за обедом и спрашивала о тебе.

Я так резко вскинула голову на его слова, что он испугался. Эмбер? Я правильно расслышала? Эмбер не была моей подругой. Она была подругой Мии. Если верить доктору Маршалл, она была плодом моего воображения.

– Эмбер? – переспросила я, вцепившись в край кровати.

– Вы с ней играли, когда были маленькими. Ее семья переехала на нашу улицу за два месяца до твоего похищения. Вы двое были неразлучны, – пояснила мама.

Я не могла поверить. Эмбер была частью моего мира.

* * *

– Как тебе сегодня спалось? – спросила на следующее утро доктор Маршалл, когда мы встретились на очередном сеансе. Она полезла в портфель за блокнотом.

– Хорошо, – соврала я, подбирая под себя ноги.

Она подняла взгляд от портфеля.

– Мия? – это был не столько вопрос, сколько мягкий упрек. Мы обе поняли, что я соврала. За три недели ежедневных сеансов она узнала меня лучше, чем кто бы то ни было.

Я поддела заусенец на большом пальце. Все кутикулы были сухими и растрескались до крови. Но, несмотря на боль, я не могла их не трогать.

– Я скучаю по своим снам, – тихо призналась я.

– Твоим снам о Мие?

Я кивнула.

Она строчила в блокноте.

– Ты теперь лучше помнишь эти сны?

Я пожала плечами. Слишком трудно объяснить. Мия так долго была частью моей жизни. Я никогда не задавалась вопросом, почему я ее вижу. А следовало бы. Доктор Маршалл могла сколько угодно сыпать медицинским жаргоном на тему самозащиты мозга, но как я могла создать нечто, чего вообще не существовало? Эта концепция по-прежнему не укладывалась у меня в голове.

– Лучшая подруга Мии реальна. Она была моей подружкой до того, как Джуди… ну, вы знаете… – мой голос затих.