– Ты слаба примерно как эта спичка. – Прикурив, Кэрол ещё на какую-то секунду задержала горящую спичку в руке. – Но при правильных условиях ты можешь сжечь дотла дом, не правда ли?

– Или город.

– Но ты боишься даже отправиться со мной в небольшую поездку. Ты боишься, потому что тебе кажется, что у тебя недостаточно денег.

– Не в этом дело.

– У тебя очень странные ценности, Терез. Я тебя пригласила, потому что мне бы доставило удовольствие путешествовать вместе с тобой. Я думаю, и тебе это пошло бы на пользу, и твоей работе тоже. Но ты непременно должна всё испортить нелепой гордостью по поводу денег. Как эта сумка, которую ты мне подарила. Вне всякой меры. Почему ты не вернёшь её в магазин, если тебе нужны эти деньги? Я в сумке не нуждаюсь. Тебе доставило удовольствие подарить её мне, я полагаю. Но, видишь ли, ведь это то же самое. Только я поступаю разумно, а ты – нет. – Кэрол прошла мимо неё и снова к ней обернулась, остановившись с выставленной вперёд ногой и высоко поднятой головой – короткие светлые волосы неброские, как у статуи. – Что, тебе кажется, это смешно?

Терез улыбалась.

– Меня не волнуют деньги, – тихо сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала, – ответила Терез. – У меня есть деньги на поездку. Я поеду.

Кэрол смотрела на неё во все глаза. Терез видела, как угрюмое выражение сходит с её лица, и она тоже начинает улыбаться, изумлённо, с некоторым недоверием.

– Что ж, хорошо, – сказала Кэрол. – Я ужасно рада.

– Я ужасно рада.

– Что вызвало столь счастливую перемену?

«Неужели она правда не знает?» – подумала Терез.

– Тебе, похоже, и в самом деле не всё равно, поеду я или нет, – просто ответила она.

– Разумеется, мне не всё равно. Я ведь тебя пригласила, не так ли? – сказала Кэрол, всё ещё с улыбкой, но, развернувшись на носке, она отвернулась от Терез и пошла к зелёной комнате.

Терез наблюдала, как она уходит – руки в карманах, лёгкое медленное цоканье мокасин по полу. Она посмотрела на пустой дверной проём. Точно так же, подумала Терез, Кэрол вышла бы и в случае, если бы она сказала, что нет, не поедет. Терез взяла чашку с недопитым кофе, потом снова её поставила.

Она вышла в холл, пересекла его и подошла к двери в комнату Кэрол.

– Что ты делаешь?

Кэрол сидела, склонившись над туалетным столиком, и писала.

– Что я делаю? – Она встала и сунула листок бумаги в карман. Теперь она улыбалась, по-настоящему улыбалась – глазами, как тогда в кухне с Абби. – Кое-что, – сказала Кэрол. – Давай поставим музыку.

– Ладно. – Её лицо расплылось в улыбке.

– Может быть, сначала приготовишься ко сну? Уже поздно, ты знаешь об этом?

– С тобой всегда становится поздно.

– Это комплимент?

– Мне не хочется сегодня ложиться спать.

Кэрол прошла через холл в зелёную комнату.

– Ты приготовься. У тебя круги под глазами.

Терез быстро разделась в комнате с двумя кроватями. В соседней комнате патефон играл Embraceable You[10]. И тут зазвонил телефон. Терез открыла верхний ящик бюро. Он был пуст, если не считать пары мужских носовых платков, старой одёжной щётки и ключа. И нескольких документов в углу. Терез взяла в руки покрытую рыбьим клеем карточку. Это были старые водительские права, принадлежавшие Харджу. Харджесс Фостер Эрд. Возраст: 37. Рост: 174. Вес: 76. Волосы: русые. Глаза: голубые. Она всё это знала. Олдсмобиль 1950 года. Цвет: тёмно-синий. Терез положила карточку на место и закрыла ящик. Она подошла к двери, прислушалась.

– Прости, Тесси, но мне так и не удалось выбраться, – говорила Кэрол с сожалением, но голос у неё был счастливый. – Хорошо проходит вечеринка?.. Ну, я не одета, и я устала.

Терез подошла к прикроватной тумбочке и вытащила из шкатулки сигарету. «Филип Моррис». Это Кэрол их сюда положила, не горничная, Терез знала, потому что Кэрол запомнила, что она их любит. Теперь Терез стояла голышом и слушала музыку. Она не знала этой песни.

Что это, Кэрол снова на телефоне?

– Что ж, мне это не нравится, – Кэрол говорила полусердито, полушутя, – ни капли, чёрт подери.

… Жить легко… когда влюблена… [11]

– Откуда я знаю, что они за люди?.. А-га! В самом деле?

Абби, Терез это знала. Она выпустила изо рта дым и носом потянула в себя его сладковатые обрывки, вспоминая первую в своей жизни сигарету, «Филип Моррис», на крыше общежития в детдоме – они курили её по очереди, на четверых.

– Да, едем, – выразительно, с нажимом сказала Кэрол. – О, я уверена. А что, непохоже?

… Для тебя… я, может быть, и дура, но это так здорово… Люди говорят, что ты властвуешь надо мною одним… мановением руки… Милая, это грандиозно… они просто не понимают… [12]

Это была хорошая песня. Терез закрыла глаза и прислонилась к полуоткрытой двери, слушая. За голосом, рассыпая звуки по всей клавиатуре, тянулось медленное фортепиано. И вальяжная труба.

Кэрол произнесла:

– Это не касается никого, кроме меня, не так ли?.. Вздор!

И Терез улыбнулась её горячности.

Терез закрыла дверь. На патефоне закончилась очередная пластинка.

– Не хочешь подойти, поздороваться с Абби? – сказала Кэрол.

Терез юркнула за дверь ванной, потому что была голой.

– Зачем?

– Айда, – сказала Кэрол, и, надев халат, Терез вышла.

– Привет, – сказала Абби. – Я слышала, вы едете.

– Для тебя это новость?

Абби болтала всякую чепуху – казалось, она хочет проговорить всю ночь. Она пожелала Терез приятной поездки и рассказала о дорогах в Кукурузном поясе – как тяжело по ним бывает ездить зимой.

– Прости, если я сегодня вела себя бесцеремонно, хорошо? – попросила Абби уже во второй раз. – Я нормально к тебе отношусь, Терез.

– Кончай, кончай! – поторопила Кэрол.

– Она снова хочет с тобой говорить.

– Скажи Абигайль, что я в ванне.

Терез сказала и распрощалась.

Ещё до этого Кэрол принесла в комнату бутылку и две маленькие рюмочки.

– Что это с Абби? – спросила Терез.

– В каком смысле что с ней? – Кэрол разлила по рюмкам коричневого цвета ликёр. – Я думаю, она сегодня слегка перебрала.