За честь и свободу

Для милого роду

Марш, марш

С генерал наш!..

«Вся Россия говорит о войне и желает ее и вряд ли обойдется без войны. Во всяком случае, она будет одна из самых популярных войн, и вся Россия ей сочувствует», – записал в дневнике Александр.

К началу апреля 1877 года стало понятно: конфликт неизбежен – султан провел мобилизацию 120 тысяч запасников и перевел флот ближе к своим берегам. Русское правительство предусмотрительно подготовило специальные части войск для эксплуатации железных дорог соседних государств, способные быстро и успешно исправлять линии, поврежденные неприятелем, но наступать Александр II не решался, не заручившись нейтралитетом Австро-Венгрии и не имея договора с Румынией об условиях прохождения войск через ее территорию.

Эти задачи решили российские дипломаты. В качестве компенсации Румыния потребовала миллион франков. Кстати и Бисмарк потребовал выгод за нейтралитет, что очень обидело Александра II, «я разве их спрашивал за нейтралитет России во франко-германской войне?»

12 апреля канцлер Горчаков отправил турецкому поверенному в Петербурге паспорта членов посольства для выезда их из России, а император подписал манифест о начале войны: «Исчерпав до дна миролюбие Наше, Мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требует и чувство справедливости, и чувство собственного Нашего достоинства».

Из России к границе с Румынией шла единственная одноколейная ветка со сложным профилем. Кроме того, не совпадала ширина колеи с румынской железной дорогой – грузы, пересекавшие границу, приходилось перегружать. Более того, румынские дороги оказались хилыми, неспособными перевозить большие тяжести. Железнодорожные роты в срочном порядке прокладывали вторую колею – в соответствии с российским стандартом. Давая оценку деятельности рот, современники отмечали: «Несмотря на то, что в продолжении десяти месяцев по этой линии прошло, за исключением императорских, пассажирских, экстренных, санитарных и рабочих поездов, 2496 поездов с войсками и грузом, не произошло ни одного несчастного случая».

21 мая император и цесаревич выехали в действующую армию. Александр II направлялся, как он говорил, «братом милосердия», а цесаревич получил командование 50-тысячным Рущукским отрядом, который состоял из сорока девяти батальонов, двух рот, двадцати двух кавалерийских эскадронов, девятнадцати казачьих сотен, и, кроме того, к отряду были прикомандированы 7-й саперный батальон, две роты 2-го саперного батальона, дивизион лейб-гвардии Атаманского полка и скорострельная батарея.

Рущук являлся одним из углов четырехугольника крепостей, имевших важное стратегическое значение во всех многочисленных войнах России с Турцией. Город был обустроен по последнему слову тогдашней фортификационной науки, гарнизон насчитывал до 30 тысяч человек. Кроме крепостного гарнизона, состоявшего из регулярных турецких войск, в округе бродили русские и турецкие дезертиры, черкесы и чеченцы, местные разбойники, объединявшиеся в интернациональные банды. Все они не только грабили и мародерствовали, добивая раненых, стаскивая с убитых вещи, забирая оружие, но при случае могли напасть и на отдельные воинские части. Оставлять рущукскую группировку противника у себя в тылу было нельзя, поэтому главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич-старший поставил перед Александром задачу овладеть крепостью в кратчайшие сроки.

10 июля отряд, сосредоточив главные силы на реке Янтре, взял направление на Рущук, но уже 12 июля неудача основных русских сил под Плевной заставила Александра приостановить наступление. «Начало войны было столь блестяще, а теперь от одного несчастного дела под Плевной все так изменилось и положительно ничего мы не можем сделать. Но я твердо уверен, что Господь поможет нам и не допустит неправде и лжи восторжествовать над правым и честным делом, за которое взялся государь, и с ним вся Россия. Это был бы слишком тяжелый удар по православному христианству и на долгое время, если не насовсем уничтожил бы весь славянский мир», – написал он жене. И следом отцу: «Грустно, страшно и тяжело, но не следует падать духом и Бог нам поможет, я уверен, выйти из этого положения… Что еще более грустно, это та страшная потеря в войсках, и сколько несчастных наших раненых в руках этих извергов».

Как и при всяком отступлении, на долю армии выпало много трудов, бессонных ночей и голодовок. Нередко полки и батальоны становились на отдых глубокой ночью с тем, чтобы едва забрезжит, двигаться дальше. Размытые проливными дождями дороги, непроглядная мгла южных ночей, громадные обозы, толпы болгарских беженцев, шайки мародеров, следовавших за войсками, замедляли движение, раздражая и без того утомленных людей.

Следующий штурм Плевны главнокомандующий Николай Николаевич-старший назначил на 30 августа, уверенный в победе, желая тем самым сделать подарок императору в день его тезоименитства. Стремление отличиться перед государем ценой солдатской крови дорого обошлось армии. После двух дней наступательных боев, потери русских составили: 2 генерала, 297 офицеров и 12 470 нижних чинов; союзная румынская армия потеряла около трех тысяч человек.

Цесаревич, беспокоившийся о каждом своем солдате, возмущенно писал жене: «Непростительны и преступны со стороны главнокомандующего подобные необдуманные действия, и нет сомнения, что он должен будет отвечать перед всей Россией и отдать отчет Господу Богу за эту непростительную драму! Это несчастье и большое несчастье, что папа сам был под Плевной, потому что он, не видевши никогда в жизни ни одного сраженья, попал прямо на эту ужасную бойню, и это произвело на него такое страшное впечатление, что он только об этом и рассказывает и плачет, как ребенок. Невыносимо грустно и тяжело то, что мы опять потеряли такую массу людей, дорогой русской крови пролилось снова на этой ужасной турецкой земле! До сих пор брали все прямо на штурм, от этого и была у нас страшная потеря, дошедшая за последнее время до ужасной цифры…»

Жуткие разрывы земли, вопли раненых, обезображенные трупы людей и животных, ночные шакалы в человеческом облике, гной и кровь в лазаретах, гангренозные конечности… – всего Александр успел навидаться, и этого было достаточно, чтобы возненавидеть любую войну. Отношения дяди Низи, как звали в семье великого князя Николая Николаевича-старшего, и племянника-цесаревича стали крайне натянутыми: Александр видел в нем и его окружении главных виновников неудач на фронте. Красноречива его реплика: «Если бы я не знал, что он такой дурак, то я бы назвал его подлецом!»

Со своей стороны, Николай Николаевич-старший относился с иронией к цесаревичу и его брату Владимиру – командиру 12-го армейского корпуса Рущукского отряда, считая их неотесанными, малообразованными, ничего не смыслящими в военном искусстве. Не однажды Александр намеревался просить отца об отставке со своего поста. С Владимиром он был откровенен: «Да уж, угостили нас с тобой в эту кампанию, положительно выезжали на нашей шее, а теперь того и смотри, что