Плохое предчувствие раскалённым кольцом сжимает грудь, лишая возможности дышать.

— Что ты видела? — Каждая клетка, каждый мускул напрягается в ожидании ответа. Не в силах терпеть пытку неизвестностью, хватаю Марту за плечи и встряхиваю. — Говори же!

— Я видела… — Марта судорожно сглатывает, делая над собой усилие, и произносит ещё тише: — Дитя в её чреве.

Дарья

Я жила у отца уже целый месяц.

Не знаю, составил ли он какие-то документы, официально признав меня дочерью.

Мне так и не хватило смелости спросить его об этом. Но на следующий день после моего появления в доме отец вызвал своего личного врача Амрани.

Он долго меня осматривал, сканировал и каждый раз что-то записывал в информационную карту. Прежде чем уйти доктор взял у меня кровь, разделив её по нескольким пробиркам.

Всё, что я поняла из его слов, это что наместник Земли и мой предполагаемый отец приказал Амрани провести полный осмотр, сделать анализ ДНК и доложить о результатах, как только огни будут готовы.

Стоило дверям дома закрыться за доктором, как к нам почти сразу пришёл новый визитёр. Юрист.

Наместник попросил меня отдать ему все бумаги, которые могли доказать, что я, действительно, его дочь. А Юристу полагалось как можно скорее проверить их подлинность.

Мне сказали, что всё это чистая формальность, но отец желает её соблюсти.

И, несмотря на тёплый приём и все убеждения, у меня складывалось впечатление, что наместник сомневался в нашем с ним кровном родстве.

В какой-то момент я поняла, что и сама уже ни в чём не была уверена.

Не знаю, успел ли юрист в тот день выяснить хоть что-нибудь. Но на следующее утро во время «семейного» завтрака отец спросил, чем я хотела бы заниматься.

— Ты уже задумывалась о том, чем желаешь заниматься в будущем? — очень серьёзно глядя на меня, поинтересовался наместник. — Может, у тебя есть мечта или какое-то увлечение, которому ты хочешь посвятить себя?

Как и в случае с Рисаем, я не стала скрывать правду.

Рассказала о давней мечте выучиться на дизайнера. О том, что у меня для этого есть банковский счёт, а на нём лежит довольно внушительная сумма. И даже о том, что эти деньги дал мне человек, у которого я жила в последнее время и который отправил меня в столицу.

Почему я тогда решила, что моих слов окажется достаточно, чтобы отец начал относиться к Рисаю по-другому?

Нет. Мои усилия были напрасны. Отец остановил рассказ одним-единственным движением руки и попросил никогда впредь не упоминать в его доме Рисая.

С тех пор мы старательно избегали этой темы.

Занятия в школах и вузах уже начались. Поступать в этом году было поздно, но со следующего года отец всё-таки пообещал отправить меня учиться.

Он распорядился подобрать для моего будущего поступления престижную столичную Академию. А заодно нанял учителей, которые ежедневно приезжали к нам в дом и готовили меня к поступлению.

И вот уже целый месяц мои дни проходят насыщенно и в заботах. С утра и до обеда я занимаюсь с двумя учителями.

Один из них землянин, а второй ке-тари. История, география, литература, языки, математика, экономика, законодательство, музыка, танцы. И много-много чего ещё.

Каждый из моих учителей даёт знания определённой расы.

И если земные науки мне знакомы хотя бы немного, то ке-тарийские совсем в новинку. Порою они слишком сложны для моего понимания.

Иногда я в шутку говорю, что отец хочет, чтобы я заняла его место в правлении и стала однажды наместником Земли. Мудрым, эрудированным и справедливым.

После занятий и обеда пилот отвозит меня в кондитерский салон «Чёрный айсберг», принадлежащий Марине.

Мы вроде как подружились с моей мачехой.

За это время я многое узнала от неё. Это многое постепенно помогло мне лучше понять двуликих. Даже Рисая…

Домой мы всегда возвращаемся все вместе поздно вечером.

Сегодняшний мой день проходит по такому же сценарию.

После ужина, когда на столицу и закрытую территорию двуликих опускается ночь, я остаюсь в комнате одна.

Уже по привычке подхожу к окну и долго смотрю вверх, на небо.

Звёзд на нём сегодня почти не видно. Всё затянуто серыми тучами.

Наверное, где-то далеко над Призоном сейчас такое же небо.

Сердце на миг сдавливает необъяснимая тоска и разъедающее душу одиночество.

Я поворачиваюсь и бросаю взгляд на лежащий на ночном столике галаком. Беру его, подойдя к кровати, и с ногами забираюсь на постель.

Ни на секунду не задумываясь ни над единым словом, быстро нажимаю светящиеся буквы на виртуальной клавиатуре и набираю сообщение.

«У меня всё хорошо. Надеюсь, у тебя тоже… Пожелай мне спокойной ночи».

В ожидании ответа, я не свожу глаз с экрана. Но почему-то сегодня Рисай не торопится…

Из мыслей о Рисае меня выдёргивает тихий стук в дверь.

— Даша, ты не спишь? — почти сразу слышу в коридоре голос мачехи. — Можно мне зайти?

Так и не дождавшись ответного сообщения от Рисая, возвращаю галаком на стол. И, уставившись на дверь, стараюсь унять разволновавшееся сердце.

— Я только собралась ложиться. Заходи.

Марина заходит и осторожно опускается на край кровати.

— У тебя всё в порядке, Даш? — В её глазах читается тревога. — Ты выглядишь очень бледной.

— Просто устала немного. Мои дни в Призоне были менее насыщенными, — улыбаюсь ей, желая успокоить.

Я знаю, что Марина беременна от наместника. Ей сейчас совершенно ни к чему лишние переживания.

— Скучаешь? — спрашивает она еле слышно.

Я пожимаю плечами.

Скучаю ли я по району, где потеряла родителей, и где меня продали, как вещь?

Скучаю ли я по району, где остался мой любимый мужчина?

Не знаю, что сказать…

Неожиданный звук входящего сообщения заставляет меня невольно покраснеть.

Марина, конечно, замечает моё смущение. Глядя на меня, улыбается тепло.

— Ты любишь его?

Не могу видеть, но чувствую, как сильно начинают пылать щёки. Только сейчас соображаю, что «скучаешь» и «любишь» относилось вовсе не Призону.

— Можно тебя спросить? — Я опускаю глаза, не зная, как Марина отреагирует на вопрос. Но она кивает, и я понижаю голос почти до шёпота. — Из-за чего они с отцом ненавидят друг друга?

Марина вздыхает.