– Там – это в Италии?

– Тебе не кажется, что все великое прошло? А если оно прошло, то ничего уже не интересно… Или чтобы стало интересно, надо самому что-то делать? Я не могу понять.

– Ясна, случайно, не относится к этому «интересному», что ты сам делаешь? И весь абсурд, которым мы занимаемся? – внезапно выпалил я, впадая в еще большее ребячество, чем этот любитель платьев.

– Возможно… А впрочем, я еще не думал об этом.

Он подошел к раскрытому окну и свесил руки вниз. Заметив, что я не ухожу и смотрю на него, он добавил:

– Кто у меня есть, кроме нее? Никого. Ну, разве что бабушка и… ну, ты еще…

Я встал рядом с ним и тоже свесил руки:

– Брось ныть. У тебя вообще куча друзей и семья.

В его резко скользнувшем по мне взгляде было то, чего я тогда разгадать, конечно, не мог, зато разгадал позже. Это была боль. Боль, которую он не был в силах простить и которая мучила его затем всю оставшуюся жизнь.

– Какая семья? – спросил он.

– Мать хотя бы.

– Мать? Ты видел мою мать? Ты хоть что-то о ней знаешь? – Его брови снова печально вздрогнули. Рот искривился в странной нервной улыбке.

– Знаю, что она у тебя есть… – сказал я зло. – И что меняется от того, что я ее не видел? В любом случае ее нельзя вычеркивать!

– Н-да-а… – протянул он и, внезапно перестав улыбаться, повернулся ко мне. Его лицо оказалось ужасно близко – мы стояли плечом к плечу. В первую секунду меня это неприятно смутило. – Я хочу сказать тебе кое-что о Ясне. – Голос его стал серьезным. – Я буду с ней, как бы ты ни пытался мне помешать. Я буду с ней, пока она сама не решит прекратить отношения, которые ты называешь абсурдными.

И то ли это была игра воображения, то ли он действительно сильнее наклонился ко мне, так, что мы чуть не столкнулись носами. Через мгновение это уже казалось мне бредом и пьяной выдумкой.

Ночи напролет я не спал. Январский снег осыпал мое окно, и я следил за его мельтешением в свете фонаря. И мучился, мучился… Охренеть просто, как это произошло? Ну как? Наконец-то у меня была девушка. И в придачу к ней Петя. И листочек с «правилами». Но я все еще прикидывался нормальным.

Да, мам, я без проблем помогу тебе на проекте: встречу и привезу на выставку группу ваших итальянских партнеров. Одолжи, пап, галстук в полоску. Да, в этом фильме костюмы совсем не соответствуют той эпохе, ты прав. Отнести это в гараж? Окей. Извините, сеньоре, я задумался и не слышал, что вы сейчас сказали. О чем задумался?

О чем! Ради чего терпеть такие муки, ради чего тратить силы и время, если наши отношения ни к чему не приведут? Если они – без перспектив и будущего? Рано или поздно все разрушится: Ясна выберет Воронцова. Или Воронцов разлюбит Ясну. Знаете, когда первое помешательство постепенно проходит и человек вдруг начинает подбешивать? Что, если я стану раздражать их обоих? Или Ясна мне разонравится? А если она выберет меня, останусь ли я таким же воодушевленным, как сейчас? Что будет с Воронцовым? Как далеки мы будем друг от друга к тому времени?

Если все это заранее обречено на провал, ради чего продолжать?

Прокручивая это в голове, я сам все рушил. Но и не подозревал, как именно все закончится на самом деле. Придумывая возможные варианты расставаний, я даже не мог представить, чем все обернется.

Но рано еще говорить о конце, на то он и конец, чтобы подойти к нему в нужное время.

Ярославна. Я повторял и повторял это имя, лежа в одиночестве в своей комнате. Повторял столь бесконечно, сколь бесконечна была ночь. И если повторять имя долго, оно как бы лишается смысла, а потом, наоборот, наполняется чем-то новым.

Ярославна. Это созвучно со словом «славно». Как смешно она выгибает тонкие пальцы, когда пытается показать что-то жестами. Как странен ее взгляд. Как странны разного цвета глаза! Как странно вообще ее существование, ее появление в моей жизни, ее предложение, ее чувство ко мне и Воронцову! Чувство явно нездоровое. Как и у нас к ней. Будто в детстве каждого из нас что-то надломилось, жизнь соскользнула с запланированного маршрута на еле заметную тропку в грязную подворотню. А потом наши кривые пути случайно пересеклись.

Ярославна. Ярославна. Эта «Я» и это «Р»! И вот уже трудно соотносить это грубое, звучное имя с хрупкой фигуркой, с вьющимися волосами, с надломанным изгибом рта.

Ярославна. Было в этих звуках что-то языческое, что-то сильное и властное, похожее на восход солнца. Что-то такое, что существует независимо от тебя, независимо от человечества. Такое славянское, такое древнее имя. Имя, не имеющее ничего общего с современным миром, с моим миром: ни с модой на американские желтые ботинки, ни с андеграундной музыкой, ни с выставками, на которые мы ходим. Даже возрождение и готика слишком молоды по сравнению с этой древностью. И язычество это постепенно, с наступлением жидко-серого зимнего утра, вытесняло все платоническое, что было в моей зарождавшейся любви, уничтожало любые мысли. Как часто мне кажется, будто я – это два разных человека одновременно. Вот только-только я думал о возвышенном, страдал от того, что между Ясной, мной и Петей возникло что-то непонятное, вспоминал о тоскливых ночных силуэтах домов, а теперь это вдруг осталось где-то вдали, теперь мне вдруг всё это стало безразлично, теперь мне нужно было это маленькое тело, здесь, в моей постели, тело со всем его именем, со всем его язычеством, мне нужны были его повороты и вздрагивания под моими руками, его сокровенные изгибы, пусть бы оно металось, сопротивлялось мне – только лучше! Ах, и черт с ним, с Воронцовым!

Эти мысли загорались в мозгу всполохами, а тем временем я жаждал ее прикосновений. Я застыл в изнеможении, затем наконец откинул одеяло и отправился в ванную смывать следы ночных переживаний. Еще несколько долгих минут мне было стыдно – стыдно перед Ясной. За то, что я мысленно сейчас проделал. Я старался не смотреть в зеркало, будто мог увидеть там какого-то преступника, – поэтому не стал даже бриться.

Через несколько часов после наступления этого трудного утра я уже слушал, как Серега повторяет историю, случившуюся на их новогоднем корпоративе. На самой середине и появился Воронцов.

– Это Петя, наверно! – сказала Таня, узнав его длинный звонок в дверь, и пошла открывать.

– Он обещал прийти с девушкой! – сообщил Сергей.

– С девушкой? – Иришка округлила глаза. – Что ты говоришь? У него есть девушка?

Как трудно было это вынести! Какое отвратительно-счастливое было у него лицо!

– Так вот кто Петина девушка! – воскликнул Тимур.

– Ясно, кто! – улыбнулся Воронцов.

– Ясна, кто, – поправил я, но, по-моему, никто меня не услышал.

Ярославна отлично сыграла роль, сделав вид, что давно меня не видела. Произнесла свое веселое и колючее «О, Игорь, и ты здесь!», подошла, встала на цыпочки, поцеловала холодными губами в щеку и вдруг как-то умудрилась шепнуть мне в ухо: «Я скучала по тебе». Шепнула и отошла, не дав мне возможности ответить, и мое «Я тоже» осталось у меня на языке – я ведь не мог сказать это при всех.