– Я должен тебе кое-что объяснить, – сказал он. Говорил он с шотландским акцентом. Конечно, я знала это с самого начала, но отчего-то теперь он показался мне мягче.

– Поторопитесь, – сказал один из спасателей. – Мы должны перенести вас в вертолёт, не хотим, чтобы вы здесь умерли. – Они засмеялись, и кто-то поправил капельницу и положил Питеру Ромеро на грудь ещё несколько зелёных кусков ткани, похожих на полотенца из школьного туалета, чтобы впитать кровь.

Питер Ромеро не обратил на них внимания.

– Я должен извиниться.

– За что? – спросила я.

– За то, что втянул тебя в это. И за то, что сказал ей, что картина у тебя.

– Зачем вы это сделали? Она чуть не убила Олли.

Он прикусил губу.

– Прости, но это показалось мне отличным способом заставить её себя выдать.

– Я не понимаю.

– Ты видела меня, я видел тебя, но она тоже тебя видела. Сначала я просто хотел предупредить тебя. Тебя было легко найти, благодаря твоим волосам и школьной форме, и я знал, что она придёт за тобой, потому что ты видела её с пистолетом.

– Я думала, что пистолет у вас.

– Пистолет вытащила она. Мы планировали обмен: она отдаст мне картину, а я отдам ей деньги. Но она попыталась обмануть меня, мы стали бороться, но на улице делать это было слишком опасно, поэтому я выхватил картину и побежал.

– Я видела, как вы бежали, – сказала я.

– А потом я узнал, что она убила моего брата.

– Так это она его убила? – перебил инспектор Хан. – Зачем она это сделала?

– Она или один из её головорезов. Она знала, что Джорджио всё это не нравилось. Он не был вором, он был историком искусств. – Ромеро замолчал и посмотрел на стопку окровавленных полотенец у себя на груди. Мы с инспектором ждали. – И я знал, что должен выманить её, знал, что шанс заполучить картину окажется слишком заманчивым и она не сможет устоять. Я должен был сказать ей, что картина у какого-то третьего лица, выбрать какую-то лёгкую мишень. Прости, но такой мишенью оказалась ты.

– Но у меня же нет картины!

Ромеро закашлялся от боли или от смущения.

– Вообще-то она у тебя. Я сунул её в твой рюкзак, когда ты была у реки, в тот день, когда нашли тело Джорджио. Я сидел рядом с тобой и твоей сестрой на скамейке.

Я чуть не потеряла дар речи.

– Но тогда бы я её нашла!

Инспектор Хан начал набирать сообщение.

– Она крошечная, всего лишь маленький свёрток. Я вытащил её из рамы и скатал, а потом сунул в передний карман твоего рюкзака. Ты бы решила, что это карандаш. Я знал, что ты всё время находишься под наблюдением полиции. Это было самое безопасное место для картины, единственное, что я смог придумать. Я думал, что она застрелит и меня. В конце концов ты бы нашла картину.

– Почему вы не сказали об этом нам? – спросил инспектор. – Мы могли бы её достать.

Ромеро откинулся на подушку, и его лицо исказила гримаса боли. Ему надо было в больницу, но я хотела знать всю правду.

– Мне не следовало этого делать. Это было глупо, – сказал он. – Но мне надо было вывести её на чистую воду. Я работал над этим много лет, и я знал, что она не устоит перед соблазном завладеть картиной.

– Но я носила её с собой в школу. – Я вспомнила, как бросала рюкзак в коридорах и садилась на него. – Я могла бы её испортить.

– Она в огнеупорном пластиковом футляре. Картину практически невозможно уничтожить. – Он замолчал. – Я хотел, чтобы она пришла за тобой в тот сельский дом, и тогда я задержал бы её.

В моей груди поднялась волна ярости.

Я уставилась на Питера Ромеро, истекающего кровью на носилках.

– Вы использовали меня как приманку?

– Да, – ответил он. – Но всё пошло не по плану. Вместо этого меня арестовали.

Я пришла в бешенство.

– Меня могли убить, мою сестру могли убить! Олли по-прежнему не нашли. И всё из-за какой-то глупой…

Я замахнулась, чтобы ударить его, но инспектор остановил меня.

– Майя… – снова начал Ромеро.

– Мы должны вас увезти, – перебила женщина в зелёном жилете. – Простите, но если вам надо продолжить разговор, придётся ехать в Бирмингем.

– Я понял вас, – сказал инспектор Хан, отходя от носилок, в то время как другой врач наложил на рану ещё один бинт.

– Она всё ещё там? – крикнула я, когда мужчина в оранжевой куртке стал прогонять меня от машины. – Картина там?

Но Питер Ромеро не ответил.

Мы вернулись в дом и сквозь снег смотрели, как носилки погружают в вертолёт. После этого он сразу же взлетел.

Когда вертолёт поднялся в серое небо, я подумала, что он мог бы поискать Олли, и в это мгновение дверь распахнулась. Меган вскочила с пола, и Олли, закутанный в серебристое спасательное одеяло, ворвался в комнату и бросился на диван.

– Вижу, вы съели все сэндвичи, – сказал он.

– Я спрятался в заброшенной шахте и ждал, когда снегопад и выстрелы прекратятся, – рассказывал он.

– А в это время все спасательные команды искали тебя! – воскликнула тётя Ви.

– Знаю, но я отлично умею играть в прятки.

Тётя Ви шлёпнула его по затылку.

– А потом я услышал вертолёт, – продолжал Олли. – Тогда я решил, что мне лучше выйти.

Тётя Ви обняла его в тысячный раз, а мама Гетина предложила нам поесть.

Инспектор Хан поднялся и стряхнул с костюма кошачью шерсть и крошки печенья.

– Хорошо, – только и сказал он.

Наверное, все семейные сцены казались ему странными. Он не был похож на человека, у которого есть семья. Он больше был похож на человека, который ловит убийц.

Тётя Ви по-прежнему обнимала Олли, когда у неё в кармане зазвонил телефон.

– Сара? Да. Сегодня? Отлично! Но у меня совсем не осталось еды. – Тётя Ви обеспокоенно оглядела комнату, словно она могла вдруг превратиться в супермаркет. – Сможешь? Но это же отлично! А папа?

Последовала пауза, и я поняла, что мама говорит о дедушке.

Тётя Ви отвернулась от нас и подошла к окну.

– Хорошо, если ты думаешь, что он уже достаточно поправился. В доме ужасно холодно.

А потом я услышала громкий и отчётливый голос мамы:

– Так ты хочешь, чтобы мы приехали? Мы ведь всегда можем остаться дома.

– Конечно, хочу! Я всегда этого хотела. Мы разведём в спальнях огонь. Просто наш дом довольно… простой.

Очередная пауза.

– Да, да, отлично, – произнесла тётя Ви.

Она повесила трубку, шмыгнула носом и повернулась к нам.