Я вдыхаю аромат пионов и закрываю глаза. Удивительно, но этот запах не вызывает у меня приступа тошноты или неприятия. Я вспоминаю, как Красавин появился вчера на пороге моей квартиры. В стильном пальто, узких темно-синих брюках, простой, повседневной рубашке в полоску — никакой строгости, он выглядел комфортным, уютным, родным. Такого мужчину хочется обнять и уж точно не называть по имени-отчеству.

Но я называла.

Весь вечер мы обращались друг к другу на «вы», словно в этом был какой-то особый шарм, какая-то необходимость. Это «вы» — словно было единственным барьером между нами. Границей, стоя по обе стороны которой мы аккуратно присматривались, примерялись друг к другу. Тянулись, осторожно касались и несмело отдёргивали руку в самый неподходящий момент.

А утром он сказал мне «спи», что означало, что эта ночь стёрла для него все рамки, а я, дура, опять назвала его Георгиевичем. Снова прочертила эту черту.

Я прокручиваю в памяти весь вечер, каждое сказанное нами слово, а затем открываю глаза. Беру бумажный пакет, который Красавин вручил мне в момент своего прихода, сдёргиваю ленту и мучительно долго рву бумагу. Внутри оказывается книга — что-то вроде энциклопедии для будущих мам. На обложке женщина с новорожденным ребенком. Я видела такие в витрине книжного позавчера. Ещё долго выбирала между «Чего ожидать, когда ожидаешь» и «9 месяцев счастья», но так и не купила.

«Вот, значит, ты какой, Вадим Красавин: даришь женщинам полезные подарки». Это интересно.

Улыбаясь, я быстро пролистываю книгу и кладу её на тумбочку возле кровати. Приняв душ, делаю укладку, наношу лёгкий макияж, надеваю деловой костюм и вдруг понимаю, что пуговица на моих брюках ещё застёгивается, но уже с трудом. Неужели, поправилась? С чего бы, если меня всё время тошнит?

Покидая квартиру, я набираю номер Кати.

— Ну, так как? — Многозначительно спрашивает подруга.

— Он ночевал у меня. — Говорю я, не в силах сдержать радость.

— Во-о-от! Я же говорила! Это всё счастливые труселя! Чудотворный эффект не заставил себя ждать! Ну, и?

— Что «и», Катя?

— Как он? — Ей не терпится узнать. — Каковы его коэффициенты мощности и рабочие характеристики?

— Ты опять о своём! — Я сажусь в машину и завожу двигатель. — Мы не переспали.

— Как не переспали? — Кажется, Морозова что-то роняет из рук, на заднем плане слышится какой-то грохот.

— А так: мы просто спали. — Признаюсь я. — В смысле, спа-ли. И всё.

— То есть, это как? Ты не совратила развратного доктора?!

— О, боже, Кать, никакой он не развратный! Очень даже милый и приличный. Сначала слушал, как меня тошнит в ванной, а затем я рыдала у него на плече и уснула.

— Как несексуально звучит… Фу-у-у… Кукушкина, скажи, что ты пошутила!

— Нет. Вадим Георгиевич оказался очень понимающим, он выслушал меня, утешил…

— Утешил? — Смеётся Катя. — Как же мало ты знаешь об утешении, моя дорогая. Лучше скажи, ты всё ещё называешь его по имени-отчеству?

— Да.

— Это у вас ролевые игры такие? Тебя это заводит?

— Нет, просто неудобно как-то… — Говорю я и улыбаюсь.

— И что, вы просто лежали вдвоём в кровати?! Просто лежали?

— Да, на диване, вообще-то. В обнимку. Он обнял меня, и я проспала всю ночь сном младенца.

— Э-э… Ну, ты хотя бы должна была почувствовать, как он к тебе относится. Скажи, Дева Мария, а не упиралось ли тебе кое-что в крестец, например? Он хоть как-то на тебя реагировал?

— Кать, я знаю, что ты не такая. Кончай меня смешить! — Прошу я.

— Кончать мне пока не светит, а вот тебе даже очень. — Хохочет Морозова. — Только для этого надо не пускать сопли в мужика, а наоборот — чтобы он в тебя, но не сопли.

— Ой, всё! Я не могу!

— Что? Я мерзкая, да? Придётся тебе потерпеть, пока меня на найдёт мой рыцарь на белом Майбахе. И пока это не случится, я буду переживать за твою сексуальную жизнь, как за свою.

— Напомни, почему я с тобой дружу, Морозова?

— А потому, что ты такая же мерзкая, как и я. — Смеётся Катька.

— Вот это вряд ли. — Я останавливаюсь на светофоре и смотрю на часы. — Кстати, ты достала мне пропуск в кинотеатр?

— Да. Сегодня ты — Катерина Морозова, и ты идёшь на премьеру нового фильма Дубровского. Готова увидеть среди столичного бомонда рожу своего бывшего?

— Не совсем, но, похоже, у меня нет выбора.

Всё организовано на высшем уровне: портье открывает высоким гостям двери, охрана проверяет документы, повсюду снуют официанты с шампанским и закусками, а также фотографы всех известных изданий жёлтой и не очень прессы.

Меня пропускают, я вхожу в холл, оставляю в гардеробе пальто и присоединяюсь к многочисленным гостям. Некоторых из них я знаю лично, поэтому приходиться останавливаться на вежливый small talk: мы перекидываемся парой фраз с актёрами, продюсерами, коллегами по цеху и расходимся каждый в свою сторону.

Очередной маститый актёр, который в премьерном фильме играет роль второго плана — престарелого отца героя, здоровается со мной, интересуется моими успехами, сетует на погоду и деловито удаляется к другим гостям. Уверена, он даже не узнал меня. По тому, как он смотрел в моё лицо, я понимаю, что оно показалось ему знакомым, но откуда, и как меня зовут, — он явно не вспомнил.

Да здесь это и не важно. На таких мероприятиях всё показное, и с состоявшимися актёрами обычно всегда так — им не обязательно завоёвывать внимание прессы, они и так уже всего в этой жизни добились. Журналисты, продюсеры, сценаристы — все тянутся к ним сами.

А вот молодые актёры, начинающие музыканты или юные певцы — те ещё не избалованы славой. Многие из них узнают меня, даже если мы виделись всего пару минут в прошлом году и перекинулись всего парой слов.

Они называют меня по имени и даже помнят детали нашего предыдущего общения, поэтому с ними приходится задерживаться дольше. Мы болтаем о моде, о киношных новинках, о ярких режиссёрских работах, нарочито смеёмся, и я продолжаю нервничать из-за того, что так и не нахожу в толпе Дубровского.

Всех приглашают в зал, и тогда я, наконец, понимаю, что Никита решил появиться перед публикой уже после премьеры. Он будет знать, как отреагировал зал на его новую работу, и поэтому будет чувствовать себя увереннее. А если вдруг зал загудит, и его освищут, он не появится вовсе — таков уж его характер, и об этом я всё ещё помню.

Заняв своё место, я начинаю оглядывать зал.

— Тоже решили сегодня почтить своим присутствием премьеру? — Садится рядом со мной один из начинающих актёров, милый парнишка лет двадцати.

Его, кажется, Харитоном зовут. Фамилию забыла… вроде Кошкин.