— Почему он злился? — осторожно уточнила я.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Он всегда злился, когда я о ней спрашивал. Вот я и перестал. Я ее совсем не помню… Я был маленьким, когда мама пропала.

— Пропала? — просто у меня были другие данные — «умерла».

— Да. Почти сразу после моего рождения. Ушла и не вернулась. Так отец сказал. Поэтому я с вами и хотел поговорить.

Я как раз строила в уме цепочку жутких и не очень событий из жизни семейства Стоун, как последние слова Каэла меня огорошили.

— Почему со мной?

— Зогр сказал — вы призрачный маг, — заявил Каэл и вперил в меня свои желтые глазюки.

Вот так и разглашаются страшные государственные тайны и жуткие политические секреты. Прислуге приказали молчать, Каэлу запретили беспокоить, а про Зогра все забыли. Чудно. Я уже не такой секрет, как раньше. Обесцениваюсь на глазах.

— Э-э-э, м-м-м, — я судорожно искала ответ, но он потерялся в вихре моих собственных вопросов.

— Я никому не скажу, — пылко заверили меня.

— Не сомневаюсь, — согласилась я, — но при чем тут я, к твоей маме?

— Может быть, вы поможете мне понять мои сны? — с надеждой выдохнул мальчик.

— Да тут тебе кто угодно поможет, — вздохнула я. — Нам снится то, о чем мы больше всего думаем. Или переживаем. Или то, чего боимся.

— Ясно, — сник ребенок и снова уставился в пустоту.

Вот зачем мне этот сеанс психотерапии для любителей? Я ему что, нянька? Подружка? Да я ему никто! А он мне еще больший никто, чем его папаша.

— Во снах реально то, что реально для нас, — выдала я прописную истину. — И спустя столько лет вряд ли это знак с того света.

— А может, мама жива? И все эти годы она меня зовет к себе, а я не понимаю! Может, это знак!

— Каэл! — начала я злится. — Сны — это созданные нашей фантазией миры, и в них реально то — что реально для нас. Ты видел хоть раз лицо матери?

Ну тут я слукавила, но не подпитывать же больную фантазию ребенка.

— Нет.

— Вот. Потому, что ты его не помнишь. Твой разум даже черт ее не выдумал. Только образ. Будь это призрак — у него бы было лицо.

— Может — это знак? — с надеждой произнес мальчик.

— Это невроз, — зло выдала я. — потому что вы с отцом любите корчить из себя бесчувственных чурбанов.

Мы опять замолчали. И меня эта пауза тяготила. Наверное, тяжело жить и не знать, что стало с близким для тебя человеком. Даже если ты его ни разу не видел. Я уж точно это знаю, мне тоже часто снилась моя семья. Только я быстро уяснила, что мечты и реальность — понятия несовместимые. И чем меньше витаешь в облаках, тем легче живется. Но вслух отчего-то брякнула:

— Я могу попробовать узнать, что скрывают твои сны.

— Спасибо! — взвизгнул Каэл и полез обниматься.

Я зашипела, зажатая в неловкие детские объятия. Меня так тискать только Зори решается. Но почему-то стало теплее на душе. Может, от искреннего детского порыва. В любом случае, что мне мешает провести маленькую разведку в рабочее время? Я люблю совать нос в чужие дела, этого не отнять.

— Только я ничего не обещаю, — строго заявила я мальчику, отстраняясь. — Чаще всего сны — это сны.

В дверь резко постучали. Потом еще два раза. Каэл напрягся, а потом резво обернулся в барса и сиганул на клен. Пока я осмысливала произошедшее, дверь в комнату распахнулась и в нее ворвался Зори… а за ним зашел Стоун-старший.

— Я же говорю, мисс уже отдохнула, — заявил мой гоблин и подмигнул кому-то за моей спиной.

Конспиратор ушастый. Но мысль о том, что у нас сговор против Стоуна, грела душу. Итак, в моей копилке еще одна тайна. Интересно, она хоть поддается разгадке?

Стоун уверенно шагнул через порог. Зори топтался за могучей спиной инквизитора и умиленно прижимал свои тощие ручонки к груди. Того и гляди разрыдается. Я еще вальяжнее развалилась на подоконнике, закинув ногу на ногу, для верности прикрывая обзор за окном. Стоун покачал головой и, подойдя ко мне вплотную, положил что-то рядом со мной. До этого инквизитор держал руки за спиной, так что объемную коробку разглядела я не сразу.

— Бомба? Яд? Веревка с мылом? — уточнила я, бросив беглый взгляд на подношение.

Зори, еще маячивший на пороге, тяжко вздохнул и удалился прочь, прикрыв двери. Итак, меня наглым образом бросили. Болтун, дезертир и интриган. Вот шла бы я себе за кабачками, и некому было бы меня доставать. Стоун же, совсем обнаглев, сдвинул меня с центра подоконника в сторону и уселся рядом.

— Ваши отправились в кругосветку по ливнестоку, — заявил инквизитор и сунул коробку мне в руки.

Итак, подачка.

— Пытаетесь заткнуть совесть подачкой?

— Пытаюсь пробудить вашу подарком, — огрызнулись мне.

Я все же изволила глянуть, с чем таким явились ко мне лебезить и унижаться (я надеюсь, меня удостоят сего зрелища). Внушительный презент. И точная копия тех самых туфель, которые я потеряла возле инквизиции. Хотя нет, именно моя обувка была дешевой копией. А сейчас я держала настоящую, до омерзения дорогую и до икоты красивую пару женских туфель. Таких у меня никогда не было, и как бы я ни хотела надеть эту коробку Стоуну на голову, силы на это так и не нашла. Даже вернуть подарок сил не было. А еще было приятно… Так, самую малость. Поэтому я поспешила отогнать это странное, слюнявое чувство благодарности. Еще чего. Не дождется от меня восторженного визга.

— Как то мелковато для подкупа, не находите? — пренебрежительно заявила я, откладывая коробку в сторону.

Стоун сокрушенно вздохнул и тряхнул головой, словно борясь с приступом смеха. Светлая челка упала на лоб, пряча от меня слегка светящиеся глаза инквизитора. Только шрам чернел на смуглой коже.

— Не можете не огрызаться? — устало произнес мужчина. — Не надоело?

— Нет. Освежает и бодрит, — хлопая ресницами, заявила я. — А огрызаться вам так и вообще отдельное удовольствие.

— Почту за честь, — разворачиваясь ко мне, произнес Стоун.

От такого поворота я слегка растерялась, пытаясь обнаружить в своем объемном арсенале подходящую язвительную ремарку. И не находила. Повисла неловкая пауза. Меня неожиданно смутил его прямой взгляд и то, что мы вот так запросто сидели рядом. А еще, при всем желании, у меня не выходило злиться на Стоуна. Он неуловимым и непонятным для меня образом умел гасить мои приступы ярости. Это тоже бесило, но меньше чем обычно. Может, виной тому туфли?

— Виктория, я уже не раз заявлял это и повторюсь. Я не хочу с вами воевать, и я вам не враг, — все так же глядя мне в глаза произнес мужчина, — и меня выворачивает от того положения, в котором оказались призрачные маги и… вы.