Иногда они хотели спасти ему жизнь: «Берегись, Дрочила!», «Вперед, Дрочила, я тебя прикрою!» К несчастью, сам он к прозвищу так и не привык, вот и ранен был во время высадки, потому что оборачивался – против воли, – услышав прозвище, и отвечал, и улыбался.

Рейнджеры не понимали этого. В школе, в летнем лагере от завода отца он никогда не ходил среди робких, не был изгоем, его не дразнили за то, что он медленно бегает, писается в кровать или часто плачет. Ральф не понимал, что значит быть отверженным. Нет, в главарях он тоже не ходил, но лейтенантом себя чувствовал. Ему вспомнился Жирдяй, как там его звали? Луи, да, точно. Они пять лет проучились в одном классе. Мысленно он всегда звал его Жирдяем. Без задних мыслей. Под конец они даже подружились, не раз вместе рыбачили на Бивер-Лейк. Над Жирдяем не издевались – разве что в самом начале, потом прозвище стало знаком приязни. Жирдяй страдал все пять лет, а Ральфу доставалось всего четыре месяца.

Он встал, чтобы выпить воды. В доме царила тишина.

Из ста восьмидесяти рейнджеров, если исключить сержантов, только Алан и Лаки звали его Ральфом. Алан – потому что был хорошим человеком и все понимал. Возможно, его самого в детстве дразнили Зассыхой, Мямлей или Слабаком? Да нет, просто Алану хватало такта.

Лаки, тот умел быть жестоким, но уж слишком любил отличаться от остальных. Раз другие зовут Ральфа Дрочилой, он предпочтет забыть это слово. Впрочем, если бы Лаки первым придумал Ральфу кличку, даже еще более жестокую, он бы сообщил ее остальным не задумываясь.

Так могло случиться в самом начале. Потом – нет. Какого черта он об этом думает? Лаки наплевал бы и забыл! Они с Лаки стали друзьями. Во всяком случае, Ральфу хотелось так думать. Любой рейнджер хотел стать другом Лаки. А Ральф сидел с ним за одним столом, как верный оруженосец.

Лаки умел располагать к себе. Он сделал Ральфа другом очень просто – ни разу не назвал его Дрочилой.

Хитрый черт, что тут скажешь.

Алан и Лаки были особенными. И он, Ральф, тоже стал особенным. Мушкетером. Одним из четырех!

Ральф осторожно поставил стакан в мойку и вдруг вспомнил, как Оскар Арлингтон, Лаки Мэрри, Алан Ву и он сам закрылись в каюте, чтобы составить этот договор. Лаки выбрал его свидетелем. Его и Алана. Ну, Алан – это нормально. Но Ральф…

Почему? Зачем выбирать Дрочилу? Наверное, он внушал жалость, симпатию, выглядел честным. Скорее всего. Оскар так сильно трусил, что аж трясся. Миллион четыреста сорок тысяч долларов в те времена были колоссальными деньгами. Ральф спрашивал себя, кто из двоих безумнее – Лаки или Оскар. Не имеет значения, Лаки ему доверился. В вопросе жизни и смерти. Ему, а не одному из тех, с кем пил по ночам и резался в карты. Все эти парни были для него клоунами, а он, Ральф, – лучшим другом.

Ральф подумал об объявлении в газете, вашингтонский детектив искал свидетеля. Дрочилу.

Голос внутри тихо произнес: Лаки тебе доверился.

Нет! Лаки доверился Дрочиле. Но какая теперь разница. Слишком поздно. Дрочилы нет, он умер. Ему не вынести, если он еще хоть раз услышит это прозвище, да еще от ветеранов, в суде, где все будут над ним насмехаться.

Пот капал со лба, стекал по щекам на подбородок. От одной только мысли, что жена и дети могут узнать, внутри все скручивалось.

Мне жаль, Лаки.

Дрочила умер, он не воскреснет.

Вообще-то прозвище и связанные с ним мучения закалили Ральфа, именно оно сделало его сильным. Вернувшись с войны, он поклялся, что больше никогда не будет жертвой. Парией. Никогда! У него будет нормальная жизнь, семья, которая станет им гордиться. Гордиться Ральфом – хорошим мужем, мудрым отцом.

Все, что он сделал начиная с 1944 года, должно было уничтожить Дрочилу. И уничтожило.

Ральф постепенно успокоился. Здравый смысл одолел призраков Барри и Джима.

Прости, Лаки. Ты ошибся. Выбрал свидетелем не того. Твоя Алиса будет долго меня искать.

8 ноября 1964

Эшленд, штат Кентукки

В Эшленде погасло последнее окно – в номере Алисы.

Пора!

Тед попытался встряхнуться. Пять часов.

Я спал или нет? Вздремнул четверть часа и совершенно окоченел, дурак. Давай, соберись, иди и сделай что надо, самое время.

Тело плохо слушалось, и Тед только через десять минут вырвался из объятий удобного кресла, пошатываясь, пересек парковку, и ночная прохлада наконец привела его в чувство.

Ну вот, самое сложное позади. Осталась рутина.

Силва приблизился к «форду».

Сейчас все быстро сделаю и поеду домой. Не умничать, просто повредить топливный бак, и тогда поворот ключа и – бах! Не шедевр, зато никто не обвинит миссис Арлингтон в том, что она съездила в Эшленд и собственноручно прикончила эту бабу. Меня, кстати, тоже не заподозрят, а учитывая состояние этой, с позволения сказать, машины, копы точно поверят в несчастный случай.

За спиной Теда раздался шум. Он обернулся. Пусто. Свет не зажегся, собака мимо не пробежала. Ничего!

Он подождал, прислушиваясь, и снова склонился над бензобаком. Вот опять! На этот раз Тед понял: что-то происходит в жалком придорожном баре напротив парковки. Хозяин что, идиот? Он же не собирается открыться в пять утра?!

Железная штора со скрипом поползла вверх, полоска света легла на тротуар.

Да, мужик начинает работать до рассвета!

Тед разглядел силуэт за стеклом: хозяин заведения снимал со столов табуреты и расставлял их по местам.

Невероятно. Я сплю, вижу кошмар и сейчас проснусь. Ни один бар в мире не открывается в такое время!

Тед колебался, но все-таки решил действовать. Хозяин не разглядит его издалека и не сможет опознать. Не факт, что он вообще его заметит.

Тед не привык рисковать, но эта история ему надоела. Теперь будет непросто превратить «форд» в адскую машину, но можно повредить рулевое управление, чтобы оно отказало не сразу, а через несколько десятков миль. Никто не свяжет аварию с незнакомцем, стоявшим рядом с машиной, а он будет уже далеко.

Тед вернулся к своему багажнику за инструментами, и тут внезапно появился грузовик. В кузове сидели шестеро здоровенных черных в дождевиках анилиново-желтого цвета. За рулем – белый небритый мужик, тоже в желтом. Грузовик припарковался неподалеку от «кадиллака», рабочие улыбались Теду, будто говоря: «Гнусное утро, приятель, лежать бы сейчас под одеялом, согласен, приятель?»

Мне крышка! – обреченно подумал Тед. Я погорел в этой дыре. Семеро видели меня с ножовкой в руке рядом с машиной. Вот же невезение. Зря только проторчал тут всю ночь.

Спать расхотелось окончательно.

Наверняка это рабочие с развязки, размышлял Тед. Есть в этой дыре хоть один квадратный сантиметр, где ничего не строят? И почему они так рано начинают? Наверное, у хозяина бара так мало клиентов, что он готов обслуживать их в пять утра! И что теперь делать? Могу только выпить кофе с черномазыми.