Зачем?

– Зачем строить такой ужас ради винного погреба?

– Чтобы жена не догадалась, сколько бутылок в день ты выпиваешь на самом деле.

– Не знаю. Не мне судить. Может, для кого-то вполне себе аргумент, чтобы такой огород городить.

Коул вдруг резко остановился. Мышцы под рукой Коры (да, она всё-таки послушалась его совета и стала держаться на плечо) напряглись.

– Что случилось? – испуганно пискнула она. – Что там?

– Дверь.

Голос его звучал напряжённо, а Кора выдохнула с облегчением:

– Дверь? Просто – дверь?

– Не просто дверь. Выглядит, как чёртов лаз в домик к хоббитам.

– А это как?

– Сама взгляни, – встал он боком, держа фонарь в руке так, что тот освещал и правда очень странную дверь.

– Что скажешь? – хмыкнул Коул, придвигаясь к Коре, так, что её окутало облаком его лёгкого парфюма, напоминающем о шелесте моря, знойном лете и лёгком ветре. То есть, о чём-то максимально далёком и непохожем на это странное, полное тайн место.

Тепло, исходящее от его тела не оказывало на Кору возбуждающего действия, но словно бы придавало сил. Оно было живым, осязаемым. Таким человеческим…

– Что я должна сказать?

Взгляд её вновь скользнул по полукруглой, как арка, деревянной двери, с виду толстой – топором не пробьёшь.

– Этот паршивый лаз мог закончиться только такой вот паршивой дверью, словно из фэнтези.

– Фэнтези, не фэнтези, нам стоит молиться, чтобы она была не заперта, – впервые Коул говорил совершенно серьёзно. – Хотя шансов на это – ноль. Двери существуют для того, чтобы вешать на них замки.

На Кору накатил очередной приступ паники. Ведь думала же о том, что такое может быть! Так какого черта полезла? Один из них должен был стоять на стрёме, страхуя другого от подобного финала. Нет, полезли к чёрту в дыру. И вот – предсказуемый финал. Два и два всегда четыре, как бы лирику не хотелось верить, что может быть пять, и шесть, и даже – восемь!

Словно всего этого было мало, фонарь вдруг начал мигать.

– О, нет! – взвыл Коул, встряхивая его изо всех сил, словно нечто подобное могло вдохновить или усовестить бездушную железяку, заставив работать севшую батарейку. – Нет-нет-нет-нет-нет…

Их накрыло темнотой, насмешливо продиктовав своё «да».

– Надо же быть таким идиотом!

В наступившей темноте Кора не видела, но знала, что он с досады запустил пальцы в свои кудрявые волосы и с досадой сжимает их.

– Сдохнуть в этом проклятом доме, застряв в стене. Только я оказался на такое способен!

– Не только, – напомнила о себе Кора. – Подожди истерить. Мы же ещё не знаем толком, вдруг дверь открыта?

Коул ответил коротким смешком.

Движение в темноте дало Коре знать, что он шагнул вперёд.

– Ну, что? – спросила она, почти уверенная в результате.

– Что – что?... Конечно – заперто.

Кора ощутила, как от ужаса волосы зашевелились на голове. Она была уверена, что дверь откроется. Как во сне – в последний момент.

Но она не спала. Это было явью. Они так сглупили, что в результате оказались заживо замурованными. Причём, замуровали себя сами.

Ситуация, прямо скажем, не внушала оптимизма.

В голове оборванными перьями разлетались обрывки мыслей.

Что делать? Возвращаться в кромешной тьме назад, ощупывая руками стены на… предмет чего? Одна стороны стены наощупь никак не отличалась от другой, они могут просто не «нащупать» выхода. Осязательные ощущения не самые сильные стороны человека, по крайней мере не сильные стороны Коры точно.

Стоять перед дверью и ждать – чего? В памяти так некстати всплыла сцена из «Тома Сойера», когда Том и Гек Фин открыли дверь в пещеру и нашли около неё поседевшего индейца Джо с ножом в руке. Единственный выход оказался замурован и человек погиб. Тогда в детстве участь злодея казалась справедливой и заслуженной, но сейчас думалось только об отчаянии, когда сидишь в полной тьме перед выходом и не можешь воспользоваться им, потому что толстую дверь не факт, что пробьёшь кувалдой. У мальчика-мажора и девочки-припевочки шансы на спасение были не велики.

Совсем не вовремя Кора поняла, что замёрзла. Окоченела так, что почти рук не чувствует. Наверное, Коул чувствовал себя не лучше?

Скорее от отчаяния, чем из надежды на что-то она потянулась во тьму, стараясь нащупать дверь руками. Сделать это было несложно, «крысиный» ход был так узок, она и ничего не делая чувствовала, как он давит на плечи, как от стен идёт каменный, сырой могильный холод. Этот каменный рукав, как в тупик, упирался в запертую дверь. В этот самый момент Кора осознала, что вернуться даже во мраке будет не безнадёжной задачей, ведь свернуть не туда они всё равно не могли, а на другой конце точно-такой же тупик. Ход чёткой вёл из точки «А» в точку «В». Вопрос, что делать, вернувшись.

Она коснулась двери пальцами. Дерево показалось на удивление тёплым, будто за ней находился источник тепла вроде печи, и гладкой, будто полированной.

– Что ты делаешь? – непонятно, чего в голосе Коула было больше – раздражения, удивления или любопытство. Они там смешались в странной пропорции. – Я же уже проверял и говорю тебя, что дверь…

– Ой! – не сдержалась Кора, больно уколов палец о шляпку гвоздя или выщерблину в двери.

Судя по тому, каким скользким стала подушечка – до крови.

– …заперта?.. – выдохнул Коул с удивлённым придыханием.

В этот самый момент нечто вроде золотистой вспышки, какая случается, если латунь или зеркало ловят лучик света – отдалённо напоминающий отблеск далёких зарниц, – пробежало в темноте и дверь легко поддалась под рукой Коры.

Она не распахнулась настежь, потому что сама по себе была тяжёлой.

– Какого?.. – удивлённо начал парень.

– Ты толкал от себя, а я потянула на.

Несмотря на уверенность тона, она вовсе не была так сильно уверена в сказанном.

– Вообще-то, я пробовал толкать в разные стороны, – но голосу Коула не доставало уверенности.

– Впрочем, какая разница? Главное, чтобы за дверью мы нашли выход отсюда.

Из-под двери пробивался мягкий свет, как от свечей или приглушённой лампы.

– Что за… – начал Коул, когда глаза их, приноровившись к помещению, смогли чётко различать предметы.

– Вот это да! – выдохнула Кора.

И было чему удивляться.

Больше всего помещение напоминало библиотеку. Большое и просторное, оно уходило вверх футов на тридцать, может, чуть меньше, и занимало, как минимум, два этажа.