— Правду говоришь?

— Конечно, правду, — усмехнулась. — Платок, наверное, надо тёплый накинуть...

— Снег вона валит, — кивнула Мыська на окно. — Далеко-то не уходи.

— Мне не страшно в лесу.

Выйдя из детской, я зашла в свою каморку, чтобы запарить траву, процедила её через тряпку и понесла Ратмиру. Забава подняла на меня взгляд и покачала головой:

— Ох, совсем худо ему.

— Травница! — простонал князь. — Что со мной? Я помру?

— Не помрёшь! — ответила я с подъёмом. — Не допустим! Правда, Забава?

— Мы не властны над смертью, Чернобог один властен, — горько ответила та. Я поднесла князю плошку с отваром:

— Пей. Выпей всё, и голова пройдёт.

— А мы с Даной пойдём в лес, Мокошьин цвет искать, — Забава помогла брату приподняться и поддержала за плечи, пока я поила отваром. — Найдём — и ты вылечишься!

— Найдёшь. загадай мне наследника, — отрывисто бросил Ратмир. И так зыркнул на меня, что жарко стало. Наследника ему. Опять! У-у-у, держите меня, иначе я ему вмажу! Прямо по кумполу и заодно червяка прибью!

— Пошли, Забава, — с неожиданной злостью сказала я ключнице. — Теперь у него ничего не болит, пусть спит и мечтает о своём наследнике. А мы прогуляемся по лесу.

— Бабский бред, — фыркнул князь, откинувшись на подушки. Бледное его лицо исказилось гримасой боли. Но князь махнул рукой: — Идите уже, дурёхи. Не заплутайте.

Я выскочила за дверь и аж зарычала от гнева. Это он меня дурёхой назвал! Бесячий мужик, кошмар просто! Не понимаю, как я могла на такого запасть? Да не просто запасть, а влюбиться! Подумать только. Я же терпеть не могу парней, которые мнят из себя что-то, а тут целый князь, да ещё такой сексист! Все бабы у него дуры, меня он тут держит только, чтобы я ему яйца опустошала! Козёл же, самый настоящий козёл, а я для него готова всё сделать.

— Вот чего ты на него кидаешься? — укорила меня Забава, которая вышла следом. Я стукнула кулаком по стене и прошипела:

— Да нужен он мне кидаться-то! Пошли цветок искать!

— Ну пошли, коли не шутишь, — она покосилась на меня со странным выражением лица, но больше ничего не сказала.

И хорошо, что не сказала.

Вернусь в избушку, как только князь невесту выберет. Чтобы больше его не видеть и не слышать о нём.

Ноябрь, ночь с 21 на 22 число

Снег падал густо, большими мягкими хлопьями, миллиметр по миллиметру наращивая шубу на всём окружающем мире. Небо светилось тем почти невидимым сиянием, которое бывает только там, где нет электрических фонарей на улицах и трассах. Будто белый покров земли отражал огромную мерцающую в жемчужной россыпи снега луну.

Лес был погружён в белую пену целиком. Кое-где можно было разглядеть чёрные стволы деревьев, но я шла, вытянув руки вперёд, чтобы не найти очередной ствол лбом. Девушки и женщины разбрелись по лесу и перелескам, звучно перекликаясь между собой, а я молчала. Топала, изредка оглядываясь на Забаву, вытирая мокрое от падающего снега лицо краем платка и думая о своём.

Ладно, я вижу русалок, кикимор, всякую прочую нечисть, болотную и лесную. У меня в руках встроенный рентген волшебного происхождения. У меня на шее оберег — не просто обозванный этим словом камешек, а настоящий амулет, который хранит меня от болезней и злых гоблино-феечек. Я лечу наложением рук, прости господи! Хорошо, всё это как-то возможно объяснить с точки зрения науки. В конце концов, то время, в которое я попала, слишком далеко от худо-бедно изученных историей двух тысячелетий со времени рождения Христа.

Но как объяснить поиски мифического снежного цветка, который для меня такое же невозможное явление, как и цветок папоротника? У папоротника нет семян, он размножается спорами, поэтому и цветов у него быть не может. Так и снег — как из снега может вырасти что-то живое? Это даже не подснежник, ибо не весна. А какой другой цветок мог расти в снегу и потом утратить эту способность?

Я отряхнула налипший на толстые шерстяные варежки снег и подышала на них. Белый пар поднялся в воздух, быстро тая. Красиво! Но холодно. Зачем я согласилась идти в лес ночью в снегопад? На поиски того не знаю чего. Заблужусь как пить дать. Если уже не...

Оглядевшись, я не увидела чёрных и серых пятен моих товарок. Ничего себе! Где все? Куда подевались? О-о-о. Почему я не перекликалась с ними? Дура! Сейчас поплутаю в этом белом лесу, совершенно одинаковом со всех сторон, и сяду под дерево замерзать. И даже по следам не удастся вернуться обратно, потому что снег их засыпает — равномерно и верно.

В панике я набрала полные лёгкие морозного стерильного воздуха и заорала на пол-леса:

Забава-а-а!

Крик утонул в белом пухе, даже эха не получилось. Зато из пуха вышли, отряхиваясь, два волка. Я застыла, как громом поражённая. Вот только их мне и не хватало для полного счастья! Хотя... Стоп, я же умею разговаривать с животными!

— Ребята, я своя, — сказала дрожащим голосом. — Честно-честно, правда! Я даже с Хозяином Леса знакома, не ешьте меня.

— Чем докажешь? — спросил правый волк, вывалив язык, дышащий паром на морозе.

— Да нечем мне. — растерянно пробормотала я, глядя, как второй волк — или волчица

— обходит меня с фланга. — Эй, меня нельзя есть, я травница! Я лечу всех, даже кикимору лечила, можете у неё спросить!

— Кикиморы спят зимой, — ответила волчица. — А ты лжёшь, человечка!

— Сегодня у стаи будет свежее мясо, — плотоядно облизнулся волк.

Я попятилась и упёрлась спиной в ствол дерева. Сверху посыпался тяжёлый снег. В отчаянье вытерев лицо, я вспомнила, что надо звать на помощь, кричать и стучать, чтобы напугать волков, поэтому сипло завопила:

— Лесной Хозяин! Бе-ер! Бе-е-ер! На помощь!

Волки бросились на меня одновременно: один спереди, вторая сбоку. Я не почувствовала укусов только потому, что Забава напялила на меня толстенный тулуп или, как она обозвала его, телогрею. Видно, зубами запутались в козьей шерсти или в овечьем мехе. Я рванулась куда-то, вереща и размахивая руками, чтобы сбросить с себя лесных убийц, но запуталась и упала лицом в снег. Чувствуя тяжесть волчьих тел и отчаянные рывки зубами за тулуп, подумала заполошно: всё, конец, сожрут.

А потом волки взлетели куда-то вверх, завизжали, заскулили. Я замерла, не веря своему счастью. Меня подняли, встряхнули и поставили на ноги. Все лицо было залеплено снегом, поэтому я сразу не поняла, кто меня спас. Чья-то рука обтёрла мои щёки, лоб, глаза, и я запищала от кусачего мороза. Глянула и обомлела.

— Бер! Спасибо.

— Не благодари, — усмехнулся он. — Оголодали волки. А ты что тут делаешь?

— Цветок ищу, — вздохнула, стряхивая с платка и тулупа снег. — Как та дурочка. Точнее, как те дурочки.