И старое бабушкино пианино все еще в гостиной, не продано и не выехало из квартиры за ненадобностью. А, ну да, в этой вероятности оно нужно Милославе, она же вроде бы ходит в музыкалку. Неужели она действительно умеет на нем играть? В свое время Матвей выучил только собачий вальс одним пальцем, и на этом его музыкальная карьера закончилась.

А вот большой фикус в кадушке, в углу возле балкона. Надо же, все еще жив. В другой реальности он давно загнулся из-за остатков кипяченого молока и какао, которые Матвей регулярно выливал в него, чтобы торжественно продемонстрировать маме пустой стакан.

Вот старое кожаное кресло, оставшееся от бабушки. Оно практически целое, без рваных следов от пулек и дротиков…

Да, как видно, Милослава росла более послушным ребенком.

Матвей внимательно исследовал этот чужой для него мир, ее мир, но с его родителями. Он ревниво искал сходства и различия. И убедительные доказательства, что его мир более реальный и правильный. И что только он имеет право на существование.

Матвей ходил по комнатам со смешанным чувством. В нем боролись неприязнь и любопытство. Но что-то еще не давало ему покоя, ныло и болело, словно заноза. Что-то было не так, ну просто совсем неправильно. И он не мог понять, что именно.

Нагулявшись по квартире, Матвей устроился на продавленном диване в гостиной и включил телевизор. Стал щелкать пультом, переключая каналы. Если не по интернету, так хоть по телеку посмотреть про комету. Может, удастся наткнуться на какие-нибудь новости, где про нее расскажут еще раз? Хотя какие же это теперь новости? Двое суток прошло.

Каналов оказалось непривычно мало, десятка полтора. Видимо, телевизор работал от обычной антенны, и ни о каком кабельном телевидении, ни тем более о спутниковой тарелке в этом доме и не слыхивали. Так или иначе, ни на одном из каналов Матвей не нашел упоминаний о комете. Может быть, просто не попал на нужную передачу.

Милослава заглянула к нему спустя час или полтора, когда Матвей досматривал старый американский боевик с крутым непобедимым героем-одиночкой и кучей тупых неповоротливых злодеев.

– Уже поздно, – сказала она. – Идем, покажу, где будешь спать.

– Могу и здесь, – Матвей хлопнул по дивану. – Только подушку дай.

– Ага, а укроешься старой шубой. И будешь лежать здесь как бомж на вокзале. Иди, ложись по-человечески, на мою кровать. А я в маминой комнате переночую.

– На мою кровать, ты хотела сказать, – ехидно заметил Матвей.

– Да нет, на мою, – в тон ему ответила Милослава. – Твоя где-то там, на необъятных просторах других измерений. А здесь только моя кровать. И заметь, я тебе ее уступаю.

– Ой-ой, какие жертвы! – закатил глаза Матвей. – Какое благородство!

– Вот именно. Цени!

– Буду спать как младенец на простынях с красными розочками или голубыми мишками.

– Не беспокойся. Постелю тебе с пожарными машинками. Или что там сейчас предпочитают помешанные геймеры? Какие у вас супергерои в моде? Прости, я не в курсе.

– Слушай, а как тебя называть коротко? Ну, какое у тебя уменьшительное имя? Милка? Или что-то более оригинальное? Милоша, например, или Лося, – ухмыльнулся Матвей.

– Нет у меня уменьшительного имени. Только полностью – Милослава. Понятно?

Она отвернулась и направилась в свою комнату.

Матвею ничего не оставалось, как последовать за ней.

– Ночью холодно, – сказала Милослава, опуская на кровать аккуратную стопку постельного белья. – Не знаю, как у вас, а у нас отопление еще не дали. Лучше спать в одежде. Только, разумеется, не в такой грязной.

Она показала на джинсы Матвея. Тот провел руками по коленкам.

– Ничего они не грязные. Только вчера стирал.

По правде говоря, после этой стирки он уже успел снова побывать в трубе, так что идеально чистыми джинсы назвать было нельзя. Но, с другой стороны, в этот раз они запачкались меньше, на первый взгляд почти незаметно.

– В уличной одежде мы на постель не ложимся, – категорично заявила Милослава. – Могу предложить спортивный костюм.

– Твой? – возмутился Матвей.

– Ну не мамин же! До маминого ты еще не дорос.

– Нет, спасибо! Я не собираюсь расхаживать в женских вещах.

– Ну, извини, мужских у нас нет.

Матвею показалось, что его сердце рухнуло в живот. Вот оно! Вот что не давало ему покоя, вот что сидело где-то глубоко внутри болезненной занозой!

В доме совершенно не было мужских вещей.

Матвей сорвался с места и бросился в коридор.

– Ты чего?! – оторопело воскликнула Милослава и побежала следом.

Матвей в немом отчаянии хлопал дверцами шкафов и тумбочек, выдвигал ящики столов и комодов и не обращал внимания на Милославу, пытающуюся ему помешать.

– Что ты творишь? – кричала она. – Что, очередной приступ? «Скорую» вызвать? Прекрати сейчас же!

– Где? – страшным шепотом проговорил Матвей, поднимая на нее глаза.

Милослава испуганно замолчала.

– Где? – хрипло повторил он. – Где его вещи?

– Чьи вещи?

– Папины. Почему нет папиных вещей?

– Что?!

Они в замешательстве уставились друг на друга.

– Что ты молчишь? – наконец выговорил Матвей, чувствуя, как по спине поползли мурашки. – Вы живете вдвоем?

– А вы… разве нет? – Милослава растерянно моргнула.

– Где папа? Он что… он это… – Матвей нервно сглотнул, – умер?

– Ты что, дурак?! Типун тебе на язык! – гневно вскричала Милослава, и у Матвея отлегло от сердца.

– Тогда где он?

– Он не живет с нами.

– Как не живет?

– Вот так! Они с мамой часто ссорились. И однажды поругались особенно сильно. Вот он и уехал от нас.

– Когда?

– Два года назад, я как раз в пятый класс пошла… А у вас не уехал, что ли?

– Нет. Мы все вместе живем, втроем.

– С ума сойти!

Они снова замолчали.

– Почему у вас все по-другому? – спустя некоторое время спросила Милослава.

– Да потому что у вас дурацкая вероятность, – разозлился Матвей. – Здесь все не как у людей, все наперекосяк. Как мне это надоело! Скорей бы убраться отсюда!

Он с грохотом захлопнул выдвинутый ящик и отправился в комнату.

Милослава пришла позже, когда он уже закутался в одеяло по самый нос и свернулся калачиком на постели.

– Я теплый плед принесла, – сказала она. – Из окна дует. Мы их еще не заклеивали на зиму.