– И вчера, и позавчера, и завтра пойду. У меня музыкалка четыре раза в неделю.

– А танцы?

– Танцы – два раза.

– И еще всякие школьные мероприятия?

– Ну да.

– Обалдеть! А жить-то когда?

– Смотря как жить. Ты жизнью что называешь? Сидеть у компьютера и мочить всяких зомби? Или кого вы там сейчас мочите? А потом хвастать в сети своими игрушечными победами?

– А что, лучше тратить время на дурацкие олимпиады и репетиции? Для чего? Чтобы один раз выступить перед родителями, которых насильно сгонят в зал? Или эти ваши конкурсы между школами… Сидеть, готовиться, придумывать… Для чего все это?

– А разве тебе не хотелось сделать что-то самому? Своими руками и головой? А не быть компьютерным супергероем с его суперсилой? Попробовать себя в чем-то новом, посмотреть, получится у тебя или нет…

Матвей пожал плечами.

– Зачем?

– Затем, что это здорово и интересно. Затем, что это и есть жизнь. И она настоящая, – серьезно сказала Милослава.

Потом Матвей долго скучал в музыкальном классе. Ему разрешили присутствовать на уроке, потому что в коридоре полным ходом шла генеральная уборка. Сначала его раздражали отрывистые однообразные звуки старого фортепиано и непонятные слова, которыми обменивалась Милослава со своей преподавательницей. Пол-урока он нетерпеливо ерзал на скрипучем расшатанном стуле и ловил на себе недовольные взгляды суровой музыкальной дамы. Но в какой-то момент зазвучала нежная мелодия, и все изменилось.

Матвей оторвался от изучения трещин на потертом полу, бросил взгляд в сторону фортепиано. Играла Милослава. Сама, без посторонней помощи. Прямая спина, серьезный взгляд, изящные движения рук… Милослава была уже какая-то другая, непривычная и очень взрослая.

Матвей встал со стула и подошел ближе, чтобы видеть в мельчайших подробностях, как она это делает. Милослава перебирала пальцами по клавишам, вроде бы беспорядочно, без всякой системы. Но инструмент слушался ее, таинственным образом угадывая, какой звук она хочет извлечь. И в итоге получалась музыка. Совсем настоящая, такая же, как в телевизоре, у солидных людей в концертных костюмах, которых он видел мельком, когда переключал каналы.

Матвей вдруг подумал, что тоже смог бы так играть. Если получилось у нее, значит, и у него есть способности. Просто он не пробовал их развивать. Никогда не возникало такого желания. Может быть, зря?

После урока они поехали за маминым пальто. Химчистка была на другом конце города, и потратить пришлось минут сорок. Потом они по очереди тащили неудобный объемный сверток и строили предположения, почему в вероятности Матвея мама не сдавала пальто в химчистку. Сошлись на том, что в этой вероятности мама не ездила с папой на машине, и пальто затерлось в автобусах и трамваях.

Пришлось завезти пальто домой, поэтому к маминой коллеге они попали уже в первом часу. Еська оказалась мелкой собачонкой породы московский дракончик, как сказала Милослава. Матвей недоверчиво взглянул на нее. Он никогда не слышал о такой породе. Еська больше походила на ободранную помоечную дворняжку.

– А что, этой породе положено гулять один раз в день? – спросил Матвей, когда Милослава на руках вынесла собачку из подъезда.

– Да ей вообще можно не гулять. У нее дома лоток, как у кошки. Но хозяйка считает, что она должна дышать свежим воздухом хотя бы раз в день.

– А ест она тоже раз в день?

– Понятия не имею.

– Как? Разве ты ее не кормишь?

– Нет, только гуляю.

Матвей в замешательстве уставился на Милославу. Та посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

– Да нет, ты не понял. Там в квартире живет старушка, мать этой коллеги. Она Еську и кормит. А выгуливать не может, она из дома совсем не выходит, старая очень.

– А-а, тогда ладно. А я уж думал…

Они сели на скамейку и пустили собачонку на газон. Еська гуляла без всякого энтузиазма. Она жалась к ногам, дрожала всем телом и вообще выглядела очень обиженной и несчастной. Видимо, не разделяла хозяйкиных убеждений и не считала, что ей уж так необходим свежий воздух.

– Уродец какой-то, а не собака, – сказал Матвей, глядя на нее. – Правильно ее драконом назвали.

– Да ладно тебе, милая собачка, – отозвалась Милослава и погладила Еську по жиденькой свалянной шерсти. – Мне нравится.

– Вот я недавно щенка видел, клевый такой, мохнатый. Бежал за мной от магазина на проспекте. Я его даже домой принес. Только мама его сразу выгнала, – пожаловался Матвей.

Милослава выпрямилась на скамейке и уставилась на него.

– Что? – спросил он. – Что ты меня гипнотизируешь?

– Ты же сказал, что папа живет с вами.

– Ну да, живет. И что?

Недоумение на лице Милославы сменилось негодованием.

– Поверить не могу!

– Ты о чем?

– Ты притащил домой щенка, хотя знал, что у папы сильнейшая аллергия? Что он даже в гости не ходит к тем, у кого в доме собака? Ты глупый, да? Не понимаешь, как это опасно?

– Умная нашлась, – вяло огрызнулся Матвей.

Милослава совсем по-маминому подняла брови.

– Ну как они могли так тебя испортить?

– Кто? И что значит «испортить»?

– Мама с папой. Ты никого кроме себя не понимаешь. И ни о ком не думаешь, никого не жалеешь и никому не сочувствуешь. Ты же законченный эгоист!

– Слушай, выключи «мамочку», а? Надоело.

– Я всегда мечтала о собаке, но мне и в голову не приходило просто взять и принести ее домой. Мне и подумать было бы страшно, что я специально могу навредить папе. Он с нами не живет уже два года, а у меня все равно нет собаки. Знаешь почему?

– Ну и почему?

– Потому что я жду его. Я надеюсь, что он когда-нибудь вернется. А если собака – значит, я перестала ждать. Значит, собака мне заменила папу. Это… как будто предательство. Понимаешь?

Она замолчала. Ветер трепал ее каштановую прядку волос, выбившуюся из-под яркого ободка, но Милослава не замечала этого. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, мимо Матвея. Наверное, вспоминала папу.

Матвей тоже молчал. Он пытался представить их всех вместе, как одну семью – папу, маму и Милославу. Но у него ничего не получалось. Мама и папа прекрасно соединялись друг с другом, а вот Милослава никак не вписывалась в их компанию.

Тут подала голос исстрадавшаяся Еська. Она поднялась на задние лапы и звонко, истерично заголосила, требуя вернуть ее по месту проживания.

– Ух ты! Она лаять умеет! – восхитился Матвей. – Никогда бы не подумал.

Милослава словно очнулась. Она бросила на него укоризненный взгляд, подхватила собачонку на руки и пошла в подъезд.