ерунда. И каждый, как полагается, занимался своим делом. Кто играл в морской бой, кто рисовал войну, кто сосал жмых — любимое лакомство всех пацанов. Мишка Монгол старательно выводил хлоркой двойку в дневнике, благо сидел за предпоследней партой. За Монголом сидел Юрка Голубев по прозвищу Баран. И вот Юрка Баран стал школьной ручкой с пером № 86 водить за ухом Мишки Монгола. Монгол отмахнулся раз, другой. Потом, не поворачивая головы, раздраженно, как и положено занятому человеку, которому не дают работать, прошипел: «А кто-то щас получит по бараньей морде».

После этого обиженный «баран» уже откровенно полез на рожон. Он уколол Монгола пером. Рассвирепевший Монгол схватил свою ручку, обернулся, с грохотом откидывая крышку парты, и всадил перо в скулу Барана. И началось «ледовое побоище». Два пятнадцатилетних переростка с яростью бросились друг на друга. Крепко сбитый широкоплечий Баран и тощий, но длиннорукий и жилистый Монгол, не уступая друг другу, сцепились в равном поединке. У Барана кровь сочилась из раны на скуле, а у Монгола текла из разбитого носа. Историчка истошно орала на всю школу. Ученики, разделившись на два лагеря поддержки, тоже повскакали с мест и галдели, подбадривая бойцов. Насмерть перепуганная историчка, открыла двери и кричала: «Кто-нибудь, помогите!»

Прибежал завуч Петр Николаевич, такой же худой и длинный как Монгол, и с грозным криком «Прекратите! Сейчас же прекратите!» стал оттаскивать того, кто был ближе. Ближе, на свою беду, оказался Монгол. Это его и погубило. Он в запале драки, еще не понимая, что происходит, с размаху съездил завучу в ухо. Тот опешил, но быстро пришел в себя и попытался подмять Монгола. И тогда Монгол, не принимая насилия над собой, стал отбиваться от завуча и, уже лежа, лягнул его в подбородок, вырвался и убежал. Класс притих, Баран вжался спиной в стену и стоял, безвольно опустив руки и хлопая своими пустыми серыми глазами. На его щеке запеклась темной коркой кровь. Историчка прилипла к доске и всхлипывала, сжимая на груди кулачки. Завуч, тяжело дыша, со словами: «Исключить мерзавца» быстро вышел из класса. В дверях бросил: «Зоя Сергеевна, продолжайте урок».

Барана в школе оставили до первого предупреждения. Монгола исключили. Припомнили и двойки, и второй год в шестом классе. А особенно учителей вывел из себя дневник, в котором бедный Монгол аккуратно хлоркой вывел двойку. Этот дневник, как вещественное доказательство монголова разгильдяйства, передавался на педсовете из рук в руки, и учителя возмущенно восклицали: «Ну как же так можно!»…

— А куда работать-то, Миш? — в голосе Пахома было и уважение, и сочувствие.

— Учеником автослесаря. В автоколонну.

— Это на Революции?

— На Революции, — подтвердил Монгол. — Рядом, и ездить ни на чем не надо. Буду получать сначала ученические. Говорят, двести рублей. А слесари по пятьсот получают.

Монгол с таким воодушевлением говорил о своей будущей работе, что мы невольно позавидовали ему.

— А знаете, кто там начальник? — Монгол выдержал паузу. — Немец. Клейн его фамилия.

— Как это немец может быть начальником? — не поверил Каплунский.

— Так он Герой Советского Союза.

— Герой Советского Союза? — у нас вытянулись лица.

— Как может быть немец Героем Советского Союза? — обиделся Пахом.

— А вот и может. Он наш разведчик. Он ходил среди фашистов в их офицерской форме и добывал нужные сведения.

Мы молча переваривали эту странную историю.

Улица ожила. В нашем дворе уже стучали топорами плотники: парикмахер Арон достраивал свой ларек, чтобы потом увезти его на базарную площадь.

Из дома вышла старшая прокурорская дочка, красавица Ленкa. И сразу же появился на парадном крыльце Витька Голощапов в военном кителе без погон и в синем галифе. Хромовые сапоги его отражали солнце. На гимнастерке выделялись желтокрасные нашивки о ранениях и орденские планки. В руках он держал офицерскую планшетку. Витька догнал Ленку, что-то сказал ей, но она даже не повернула головы, и они пошли рядом.

Прошел немой Бэк, рослый молодой мужик. Грудь его распирала сила, а ноги, пораженные детским параличом, он словно тащил за собой, но делал это мощно, и они вспахивали землю.

— Привет, Бэк, — закивали мы дружно головами, поднимая руки в приветствии. Бэк тоже закивал нам, открыто улыбаясь. Большой ребёнок. Одно время его донимали хорики. Они дразнили его, жестом показывая на язык, а потом на задницу. Бэк свирепел. Он хватал попавшиеся под ноги камни и с яростью разъяренного животного метал в обидчиков. Те молниеносно исчезали за заборами, и камни с невероятной силой летели в дерево ворот, выбивая щепки. Все кончилось после того, как сожительница Бэка, тихая невзрачная женщина, поговорила с участковым дядей Володей. Участковый прошелся по нескольким домам, и Бэка оставили в покое.

— Ну что, пошли чтоли? — Монгол потянулся, разминая занемевшие от однообразной позы конечности. Мы дружно, словно стая воробьев, сорвались и полетели в сторону Московской.

Краеведческий музей находился в Рядах. Мы много раз пробегали мимо вывески с названием «Краеведческий музей» на черном стекле, но в музее ни разу не были. Деньги, если они у нас появлялись, мы предпочитали тратить на кино, которое не променяли бы ни на что на свете. А вот на второй этаж, где поселился краеведческий музей, мы шли в первый раз.

Препираясь и толкаясь, мы стояли у дверей и никак не могли решиться войти. Дверь открылась сама. Пожилая женщина, увидев целую ораву мальчишек, спросила:

— Мальчики, вы к кому?

Мы сразу умолкли.

— Нам к директору, — нерешительно выговорил Самуил.

— А зачем вам директор? — женщина приветливо улыбнулась.

— Говори ты, Мишка! — толкнул Монгола Самуил.

— Вот, мы нашли в окопе! — Монгол разжал кулак, где лежал патрон. — Здесь записка. А еще документы.

— Подождите минуточку! — женщина скрылась за дверью. Мы опять загалдели.

— Нужна им эта записка! — сказал Мотястарший. — У них тыща таких записок, если не больше!

— Да подожди ты квакать, — остановил Мотю Монгол. — У нас не одна записка. У нас еще документы.

— Испыток — не убыток! — поддержал Каплунский. — Что нас, съедят чтоли?

Дверь снова открылась. Вышла знакомая нам женщина и мужчина в очках.

— Вот, Валерий Петрович! Это ребята, которые к вам.

Валерий Петрович оглядел нас всех по очереди и весело сказал неожиданным басом:

— Ну, ребята, пошли ко мне в кабинет.

В кабинете Валерия Петровича поместились с трудом. Стульев не хватило, и хозяин сходил и принес еще два стула. Мы, ощущая неловкость, тихо сидели, разглядывая чучела птиц, чьи-то кости и черепки, занимавшие все свободные углы кабинета. На книжных шкафах лежал сноп то ли ржи, то ли пшеницы, на подоконнике стояли глиняные вазы и миски с отбитыми