Но я знала, что должна это сделать. Я ведь жила среди этих людей, чтобы служить им, хотя они редко благодарили меня за заботу. Теперь осталась единственная услуга, какую я могла им оказать. Подумать только, за все время, что я прожила в городе, никто из них не благодарил меня так, как в эти минуты за то, что я для них теперь делала. Они плакали от радости и шепотом горячо благодарили – за то, что я обрывала их жизни.

Исидора с трудом отдышалась и попыталась продолжить рассказ.

– Затем я стала использовать свой дар, чтобы останавливать их сердца, каждое отдельно, одно за другим. Мне пришлось сделать это более четырехсот раз.

– Стемнело, но потребовалось еще много времени, чтобы я избавила от мучений всех жителей Гранденгарта – за одним исключением. Я не могла успокоиться, пока эта работа не была завершена. Я уняла стоны и остановила все сердца, кроме одного.

– Луна уже давно должна была стоять высоко в небе, когда я наконец добралась до последнего человека, – сказала Исидора. – Но луны не было видно из-за густых облаков, затянувших небо, как накрывающий покойного саван серой тьмы. Я знала, что скоро пойдет дождь.

Последний выживший дрожал и тяжело дышал. Его звали Джоэл. Он был пекарем. Обычно он каждый день приносил мне маленькую буханку. И никогда не брал денег. Джоэл утверждал – таков его скромный вклад в уверенность в том, что гранденгартская колдунья не голодает.

Честно говоря, Джоэл испытывал ко мне чувства, хотя никогда не говорил о них и ничего не предпринимал, только приносил эту буханку. Думаю, это был предлог, чтобы видеться со мной.

Жена Джоэла умерла родами еще до того, как я попала в Гранденгарт. Ему было одиноко и ужасно грустно. Мне он нравился тем, что в нем было еще что-то помимо грусти, но, зная о смерти его жены и нерожденного ребенка, я не могла вести с ним долгие беседы – разве что поинтересоваться на правах городской колдуньи, как его дела и не могу ли я чем-то помочь. Он всегда отвечал, что у него все в порядке, и отвергал любую помощь.

Со временем мои чувства к нему крепли, но мне казалось, что из-за его утраты не следует заговаривать о таких вещах. Я знала – нужно еще много времени, чтобы боль смягчилась, и чувствовала, что следует уважать его скорбь и не вмешиваться. Так что, как бы мне ни хотелось рассказать ему о своих чувствах, я держала дистанцию. А он каждый день приносил мне буханку, как будто это был единственный повод увидеться со мной.

Добравшись наконец в темноте до Джоэла, лежавшего на земле возле дороги, я уже выбивалась из сил и едва держалась на ногах, ошеломленная, измазанная кровью тех, кому только что помогла умереть.

Я упала на колени рядом с Джоэлом и взяла его за руку, зная, что нужно собраться с силами, чтобы подарить смерть последнему человеку. Я прижала его руку к своему сердцу и, собрав всю свою силу, постаралась передать ему столько утешения, сколько могла.

Но в этот миг я ощутила, что, в отличие от остальных, он еще не перешел черту, за которой исцеление невозможно. Я поняла – есть небольшой шанс спасти ему жизнь.

Я помню, как смотрела в лунном свете на его чуть шевелившиеся потрескавшиеся губы. Джоэл хотел что-то сказать. Я дала ему глоток воды из бурдюка, как недавно многим другим, а потом склонилась ближе.

Он сожалел о том, что мне пришлось испытать. Я ответила: мне стыдно, что меня не было с ними; будь я здесь, я смогла бы сделать хоть что-то. Он возразил, что был здесь и точно знает – я ничего не могла бы противопоставить этим бесчеловечным воинам.

Среди них, сказал он, были и волшебники, наделенные могучей силой. Будь я тогда там, сейчас тоже висела бы на столбе вместе с остальными и не смогла бы прекратить их страдания.

Джоэл считал, что все сложилось так именно для того, чтобы я смогла помочь людям.

Я сказала Джоэлу, что, пожалуй, смогу спасти ему жизнь, вылечить его. Я приказала ему держаться, быть сильным. Несколько часов я провела, склонившись над ним в темноте, заживляя, что могла. Впрочем, я понимала – ему нужно больше, чем я способна сделать.

Мне было известно, что в Уитни, городе чуть севернее нашего, есть нужные целители. Я помогла Джоэлу забраться на мою лошадь, и мы отправились на север, в Уитни. Мы ехали так быстро, как только могла лошадь, ехали всю ночь и весь следующий день. Мне часто приходилось использовать свой дар не только для того, чтобы придать животному выносливости и не останавливаться, но и чтобы дать Джоэлу силы держаться за жизнь.

Мы почти добрались до Уитни. Джоэл то и дело кричал от боли. Я пыталась сохранять ему жизнь и при этом продолжать путь, но он уже не мог ехать дальше и просил меня положить его на землю.

Опустившись рядом с Джоэлом на колени, я поняла, что единственному человеку, которого я могла бы спасти, помочь уже невозможно. Благодаря своему дару я видела, что, несмотря на мои отчаянные попытки сохранить ему жизнь, внутренние повреждения у него слишком серьезны. Я ощущала, как его жизнь ускользает. После надежды на спасение это был жестокий удар. В тот миг я уже ничем не могла спасти Джоэла от смерти.

Когда я склонилась над ним, сжимая его ладони в своих, обливаясь слезами, он сказал, что сожалеет о своем бездействии. Я переспросила – о чем он? Джоэл ответил, что цеплялся за воспоминания об умершей жене, отвергая будущее. Он любил ее, но она умерла. Ему следовало жить дальше и наслаждаться данной ему жизнью. Он знал о том, признался Джоэл, что я сдерживалась из уважения к его горю.

Он сказал, что, если бы поведал мне о своих чувствах, возможно, и я открылась бы ему, и мы, пусть ненадолго, обрели бы счастье. Но он цеплялся за мертвое, хотя мог бы обратить взор к живому. Он сказал, что надо было жить своей жизнью, а теперь все кончено и уже поздно.

Он плакал и твердил – жаль, что я так и не дал ни себе, ни тебе возможности обрести это счастье, а теперь поздно, мне очень жаль, прости. Его жизнь закончилась, а он так и не обрел того, что все это время было совсем рядом.

Я безудержно рыдала, признаваясь, что тоже жила ради мертвых, боясь приблизиться к нему. Я говорила ему, что мне следовало быть умнее, что стоило попытаться утешить его, призвать прожить остаток дней собственной жизнью.

Он сказал: я хотел быть уверенным, что ты не отвергнешь меня. Тогда он попробовал бы сблизиться со мной, а не просто носил бы каждый день по буханке. Я посмеялась над этим сквозь слезы. Он сказал, что, уважая его чувства к покойной жене, я демонстрировала истинное сострадание, и он хотел платить той же монетой.

Джоэл не сомневался, что все прочие горожане отправятся к добрым духам. Он сказал, что скоро вновь встретится с женой в мире духов и сожалеет лишь о том, что в последние годы не жил полной жизнью. Он сказал, что однажды, когда истечет и мой срок в этой юдоли, я присоединюсь к ним, к жителям Гранденгарта, где есть место и мне, где мне будут рады. Он обещал ждать меня там, где все мы будем среди добрых духов под защитой в свете Создателя.