Ну, таким Кобзаря не взять.

Медленно шагая по Крещатику в сторону Майдана, он в который раз прокрутил в голове сказанное сегодня Пасечнику. Решение сдаться пришло не спонтанно. Олег знал, что может так ходить по городу каждый день и будет в безопасности. Его не опознают прохожие на улицах, люди слишком заняты собой. Минус — прийти некуда. Ему негде спрятаться, чтобы провести очередную ночь. Побираться он был не готов, так что деньги закончатся и придется грабить прохожих в темных дворах. Или банковские отделения. Конечно, это все шутки, но вопрос, где взять деньги на жизнь нелегалу, остается актуальным. Олег не собирался скрываться вечно. Сидеть за чужое — тоже. Потому и искал страховку, которая позволяла выйти из сумерек и доказать свою непричастность.

Дальше…

Будет видно. Натура требовала думать и действовать. Он хотел быть в центре событий, к которым невольно оказался причастен. Но все разбивалось о печальный опыт последних лет: не лезь, куда не надо, еще хуже будет. Сейчас важнее выкрутиться и вернуться к обычной уже жизни: таксовать до глухой ночи, потом пить и спать, сколько спится.

Пока все текло, как текло.

На Майдане он выпил еще кофе. Побрел на Владимирскую горку, дальше не спеша прошелся по холмам до Мариинского парка, ловя себя на том, что при других обстоятельствах долго бы еще тут не гулял. Убивал время, это утомляло больше, чем целый день за рулем. Но иначе теперь быть не могло. Он должен был дать Головко время на то, чтобы выполнить его просьбу или поручение, называй как хочешь. Артем не имел возможности звонить ему, ведь номера своего временного телефона Олег сам не знал, потому и не дал рыжему. Сам же Головко отзвониться обратно не имел физической возможности: абонент не высвечивался на его дисплее.

Из парка, так же пешком, Кобзарь протопал назад до ближайшего торгового центра, «Гулливера». Зашел немного погреться — мартовская слякоть неуютна. Поймал подозрительный взгляд охранника на входе. Первая мысль: «Все, амба, узнали». Тут же ее сменила другая: «На месте этого шкафа в костюме и при галстуке я тоже заподозрил бы неопрятного типа в чем-то плохом». Кобзарь увидел, что здесь на седьмом этаже есть кинотеатр. Поспешил к лифту, поднялся и вышел, где нужно, вдыхая по дороге смесь парфюмерии пассажирок. Купил билет на ближайший сеанс и обрадовался, узнав: кино о супергероях длится больше двух часов. Народу в зале в этот час было мало. Кобзарь сел не на свое место, а подальше.

Когда начались первые выстрелы и взрывы — уснул и крепко проспал больше часа. А потом, перекусив в местном кафе, снова пошел в кино, теперь уже на мультик про зверей. Тут ничего не взрывалось, поспать не удалось. Зато затянула история о том, как мышь и кролик искали маньяка-убийцу.

Им оказалась овца.

Очень кстати.

Так прошла большая часть дня. Неохотно выйдя из уюта, Олег побрел к ближайшему метро. Завернул в проходной двор рядом со станцией, вытащил трубку, набрал Головко. Тот не отвечал, и Кобзарь уже хотел сбросить звонок после шестого гудка, когда вдруг на том конце клацнуло и он услышал:

— Ты где?

— А ты?

— Встретиться нужно и поговорить.

— Так кто же против. Есть что?

— В том-то и дело. — Артем говорил так, будто одновременно рубил дрова. — Слушай, я вычислил твою Зою, из кафешки.

— И?

— Надо кое-что проверить, кое-кого пробить. Если она не ошиблась… Хотя где, собственными глазами его видела.

— Кого?

— Того, кто с ней о тебе говорил.

— Обо мне?

— Короче, в яблочко. Ты правильно все понял. — Головко не называл Кобзаря по имени, так и нужно. — К тебе девку подвели, грамотно, красиво.

— Кто?

— Не кричи.

Олег прикусил губу. Покрутил головой, убедившись, что до него никому вокруг нет дела. Повторил уже тише:

— Кто?

— Не сейчас. Тебе скажи по телефону, а ты с цепи сорвешься, фигни наделаешь. Нет, старик, я должен все проверить.

— Все?

— Кое-что. Всего еще никто не знает. Так где ты есть?

— Гуляю. Место имеет значение?

— Сейчас нет. Подгребай под вечер… не знаю… Может, на Нивки. Там парк, озеро, ресторанчики на воде.

— Не работают сейчас, не сезон.

— И хорошо. Нужно подальше от людей.

По коже пробежал давно забытый неприятный холодок.

— Ты накопал что-то серьезное, — не предполагая, а утверждая, сказал Олег.

— Серьезнее, чем думаешь. Потому и говорю: нужно еще осторожно спросить про некоторые вещи у знающих людей. Если подтвердится… Знаешь, мне придется согласиться с нашим Медвежонком.

— В чем?

— Ты умеешь вступить туда, куда не всякий влезет, даже если захочет. Еще ж умудрился…

— Ничего не понимаю.

— Я тоже. Не ясно, почему именно ты оказался в таком дерьме. Давай, до вечера.

— Наберу, как буду выдвигаться.

— Лучше не надо. Будь четко к семи, раньше вряд ли нужно. Не отсвечивай зря. Послушай меня хоть раз.

— Только тебя и слушаю, старичок.

Олег сбросил звонок, посмотрел на часы. Четыре пополудни, еще три часа шляться. Выхода в Интернет телефон от Вампира не имел, обычная говорилка, дешевая и самая простая в использовании. Нет возможности заседать где-то в кафе, где есть вай-фай. Но чем-то занять время нужно.

Плотнее застегнув куртку, Олег прошелся по парку Шевченко. Там в который раз за день выпил кофе, покурил. Тем временем сумерки медленно приближались. Кобзарь расправил плечи: исчезала слабенькая теоретическая возможность быть узнанным, еще и случайно. Выйдя на бульвар Шевченко, он повернулся лицом в том направлении, куда должен был идти.

И замер.

Он не всегда был таким, как сейчас. Даже таким, как до войны, был не всю жизнь. Когда-то молодость крутила ниже спины, хотелось если не подвигов, то хотя бы поступков, называемых безумными. Жена в прошлом любила его, обоим было что вспомнить. Когда ссорились позже, Олег совершал ошибку, от которой предостерегают психологи: напоминал, что между ними все же было что-то хорошее. Это признак слабости, говорили они, но Олег ничего не мог с собой поделать. И правда, он становился от этого слабее, потому что жена понимала: муж живет прошлым, не днем нынешним, тем более не думает о будущем. За тех, кто все время в прошлом, держаться не хочется.

А ведь когда-то, когда ухаживал за будущей женой, они ночью добирались пешком с Крещатика до Святошина.

Ничего сложного. По бульвару — прямо, никуда не сворачивая. Сперва он, а дальше широкий проспект выведут куда нужно. Молодые считали такую прогулку безумной. Путешествием на край света, к пупу земли, не иначе. Шли тогда дольше, чем нужно, потому что договорились останавливаться и целоваться через определенные промежутки, которые сами для себя определяли.