Лилит плевала в него.

Лилит яростно прижимала его к земле.

Лилит отказывалась от их любви.

Пока правда – та, что Кэм отказывался рассказать ей, – не скрылась под воспоминанием о ее злости. Пока в его воспоминаниях Лилит не бросила его. Пока ему не стало легче жить без нее.

Он не позволит себе вспоминать слезы, льющиеся по ее щекам, или то, как она касалась могучего рожкового дерева, словно прощаясь. Он ждал, пока не село солнце и не поднялась луна. Его белые крылья раскрылись по бокам от него и взметнули порыв ветра, зашевелившего траву.

Кэм, покинувший реку Иордан в ту ночь, никогда не вернется.

Лилит

Семь дней

За завтраком на следующий день Лилит выбила черствый двухслойный пирожок из руки Брюса и поставила перед ним дымящуюся миску овсянки.

– Овсянка а-ля Лилит, – сказала она. – Bon appetit.

Она гордилась своим творением, в котором были зерна граната, кокосовые стружки, грецкие орехи и свежие сливки, все благодаря покупкам Кэма.

Когда она накинулась на Кэма из-за копий текста песен, он притворился непонимающим, о чем она говорит. Но покупки были явным признаком нечистой совести – и попыткой купить ее прощение.

– Запах изумительный, – сказал Брюс, поднимая ложку. Он был одет для школы в слегка помятую рубашку с воротником и брюки-чинос, его волосы были чистыми и уложенными назад. Лилит все еще не привыкла видеть его не в пижаме. – Где ты нашла всю эту вкусную еду?

– Кэм, – сказала она, кидая ложку овсянки в тарелку ее мамы, которая сушила волосы.

– Почему ты морщишься и краснеешь, когда произносишь имя Кэма? – спросил Брюс. Его миска уже была пустой. – Есть добавка? А Кэм принес шоколадные чипсы?

– Потому что он придурок. И нет, не принес. – Лилит отдала ему тарелку, предназначенную матери, и принялась готовить третью порцию. Не было смысла пытаться разделять на рационы хорошую еду – лучше есть и наслаждаться, особенно сейчас, когда Брюсу стало лучше. Ему нужно было оставаться здоровым.

Лилит плюхнулась на стул рядом с братом, представив, что кто-то может ранить Брюса так, как Кэм ее.

– Нужно быть осторожными с людьми. Мы можем доверять только друг другу. Ладно?

– Звучит одиноко, – сказал Брюс.

– Да, – согласилась она со вздохом. – Так и есть.

Но так было лучше, чем позволить людям вроде Кэма разрушать твою жизнь.

* * *

– Уходи, – сказала Лилит, захлопывая шкафчик, когда Кэм приблизился к ней в коридоре до звонка. Она проигнорировала букет ирисов в его руке. Их нежный запах, который Лилит так понравился, когда она нашла цветы на старом столе два дня назад, теперь вызывал тошноту. Все, к чему Кэм притрагивался, вызывало тошноту.

– Они для тебя, – сказал он, протягивая букет. – Мне правда жаль.

– Жаль за что именно? За фотокопии?

– Нет, – сказал Кэм. – Мне жаль, что у тебя вчера был такой ужасный день. Я пытаюсь тебя подбодрить.

– Хочешь сделать что-то, чтобы подбодрить меня? – спросила Лилит. – Сгинь.

Она вырвала цветы из его рук, кинула их на пол и бросилась прочь.

* * *

Кэм держался подальше во время школьного класса и занятия поэзией, и после этого Лилит хорошо отдохнула на уроках без него. Черная туча над ней немного рассеялась на биологии, потому что она для разнообразия действительно сделала домашнее задание.

– Может кто-то назвать разницу между митохондрией и комплексом Гольджи? – спросила миссис Ли, стоя у доски.

Лилит поняла, что смотрит в изумлении на руку, поднятую над ее головой. Она поверить не могла, что по своей воле подняла руку на биологии.

Миссис Ли фыркнула в кофе, когда увидела Лилит в переднем ряду, терпеливо ожидающую, когда ее вызовут.

– Ладно, Лилит, – сказала она, неудачно скрывая удивление, – попробуй.

Лилит смогла попробовать только из-за Луиса. Вчера во время обеда он подошел к ней в очереди в столовой.

– Я работал над новым битом для «Полета вниз головой» вчера ночью, – сказал он, выбивая синкопированный ритм на подносе.

– Я подумала, что мы могли бы немного увеличить темп, – сказала ему Лилит.

Луис заплатил за свой бургер, а Лилит воспользовалась купоном на бесплатный обед. Сначала она боялась, что он скажет что-нибудь едкое или осуждающее, но Луис вообще ничего не сказал. Потом они заметили Жана, сидящего отдельно, и Луис пошел сесть напротив него, словно в этом не было ничего особенного, хотя Лилит не думала, что видела их когда-нибудь сидящими вместе. Оба мальчика взглянули на Лилит, которая, нервничая, стояла над ними.

– Тебе нужно официальное приглашение? – Жан похлопал по стулу рядом с ним. – Садись.

Так она и сделала. Лилит поняла: с этой точки обзора, среди друзей, столовая кажется совсем другой. Теплой и яркой, громкой и веселой, и впервые обед прошел слишком быстро.

Они могли много чего сказать о музыке, но больше всего Лилит удивило то, что за обедом они могли говорить о другом, не только о музыке. Например, о том, что Жан нервничал, боясь, что родители Кими не продлят ее комендантский час в ночь выпускного.

– Тебе нужно пойти к ним, чувак, – сказал Луис. – Тебе нужно сесть на диван и провести этот неловкий разговор с ее отцом, рассказать ему о своих планах на колледж или типа того. Хвали себя, но говори с уважением и так, чтобы тебя уважали. Отцы девчонок любят такой бред.

– Не могу поверить, что слушаю совет девятиклассника, – пошутил Жан, и Луис одарил его сердитым взглядом.

Но девятиклассник оказался кем-то вроде гения в биологии. Когда Лилит страдала из-за домашнего задания, Луис стал напевать:

– Клеточная мембрана – это громила, держащий всю шпану подальше.

– Что это? – спросила Лилит.

– Это типа моя версия Schoolhouse rock! – сказал он и пропел остальную часть песни, которая хорошо запоминалась и была мнемоническим способом запомнить каждую клетку. Когда он закончил, Жан зааплодировал, а Лилит обняла Луиса еще до того, как поняла, что делает.

– Не знаю, почему никогда не придумывала песни, чтобы помочь себе с учебой, – заметила она.

– Тебе и не надо, – улыбнулся Луис. – Я научу тебя всему, что знаю. А это типа вообще всему.

Теперь на уроке биологии Лилит вспомнила низкий голос Луиса, поющего ей день назад, – и, как ни удивительно, ответила правильно. Она не могла дождаться, когда сообщит ему об этом.

* * *

Во время обеда она нашла Луиса в столовой, кладущего в содовую побольше льда. Она подошла и начала петь. Он развернулся, широко улыбнулся и допел последнюю строчку вместе с ней.