— Евреи часто отвечают вопросом на вопрос, — возразил он.

— Потому что не знают ответа?

— Иногда поэтому. Или чтобы оттянуть время и обдумать ответ. А иногда ответ уже содержится во встречном вопросе. Так как? Был ты влюблен?

— Разве мой любовный опыт так уж полезен, чтобы понять, что со мной происходит?

— Вот уже и ты отвечаешь вопросом на вопрос. Быстро учишься! — прыснул он. — Мне интересно, виной ли всему душевный порыв или очевидность.

— То есть это придуманная любовь с первого взгляда или встреча с той самой пресловутой душой-половинкой, — подытожил я. — Ладно… нет, пожалуй, я никогда не испытывал таких ощущений. Может быть, только в юности, но с тех пор — ничего подобного. Это, правда, так странно! Я не знаю ни ее имени, ни чем она занимается в жизни, ни какой она человек, но тем не менее… мне кажется, что я хорошо знаю ее. Как будто один из моих снов сбылся.

— Каких твоих снов?

— Мне иногда снилась девушка, и, когда наша читательница появилась на пороге, мне показалось, что я ее узнал.

— Удивительно… — пробормотал он. — А что ты конкретно испытываешь?

— Словно она достала на свет божий нечто зарытое глубоко во мне. Такое впечатление, что она примиряет меня с самим собой, с моей эпохой и всеми остальными людьми. Вы понимаете, что я имею в виду?

— О да… — произнес он, положив мне руку на плечо.

— Ваша история о любви, о разлученных душах… Она меня потрясла, я много о ней думал. Представлял свою историю в ключе этих рассуждений, и многое мне показалось… ну как сказать… очень логичным. Логичным и в то же время иррациональным, возможно ли это?

— Истина часто прячется на стыке миров, которые кажутся противоборствующими, в равновесии между противоположными понятиями: страсть и разум, нежность и горечь, вера и сомнение…

— В общем, мне очень нравится ваша теория про души, рожденные из одной искры, но одновременно она внушает мне страх…

— Это не моя теория. Всего лишь мое толкование прочитанных текстов. Но тебе нечего бояться. Позволишь дать тебе один совет? — спросил он, скромно потупив глаза.

— Ну конечно! — ответил я.

— Посвяти всего себя, целиком, этой любви. Смакуй каждую секунду, наслаждайся каждым переживанием, даже болью, которая, возможно, нет-нет да и скует тебе сердце. А потом, когда тебе улыбнется счастье, и ты сможешь любить ее, возводи эту любовь по кирпичику. Пусть время станет твоим союзником, пусть твоими проводниками будут ум, воля и сила.

Я еще спал, когда в дверь кто-то позвонил. Беглый взгляд на часы — десять часов утра. Обычно я к этому времени уже просыпался, но накануне я поздно уснул, перед сном меня опять терзали разные мысли. Я натянул джинсы и, голый по пояс, побрел к двери, не до конца проснувшись и ничего не соображая. Открыв дверь, я увидел почтальона. Он растерялся, увидев полуодетого человека с взъерошенными волосами, и вдобавок явно спешил. Торопливо протянув мне блокнот и ручку, он показал, где расписаться. Я, не разобрав спросонья, что он мне говорит, подписал документ. Он тогда достал из своей сумки конверт и извлек из него пачку купюр. Помахал ими перед моим носом, быстро отсчитал двадцать купюр по пятьсот евро и аккуратно вложил мне в руку. Я застыл как громом пораженный и, прежде чем успел ему что-либо возразить, уже услышал его быстрый топот по ступенькам лестницы.

Я кинул взгляд на квитанцию. В графе, где был указан отправитель, я увидел какую-то аббревиатуру, похожую на название акционерного общества, скорей всего почтового отделения в Люксембурге.

Я держу в руке десять тысяч евро. Такую же сумму, как и та, что была отправлена на мой счет и потом мной заблокирована.

Не сводя глаз с денег, я пересек лестничную клетку и постучал в дверь Жоша.

Он оглядел меня с легким недоумением — что это я делаю на лестнице с голым торсом, затем перевел взгляд на деньги в моей руке, а затем отодвинулся, приглашая меня войти.

— Ты вроде не был мне столько должен, — пошутил он, когда мы зашли в комнату, уселись и посмотрели друг другу в глаза.

— Приходил почтальон. Он позвонил и выдал мне эти деньги. Под расписку. Десять тысяч евро.

— А зачем ты взял?

— Растерялся. Просто не успел спросонья сообразить, а он сразу убежал.

Жош покачал головой.

— Везет же некоторым, — вздохнул он. — Прекрасные мечты, судьбоносные встречи, деньги, которые падают с неба…

— Мечты и встречи — это да, а вот с деньгами неувязка… Это мне очень и очень не нравится… Нет, правда, эта шутка уже совсем меня не смешит, по правде говоря, — ответил я.

— До последнего момента можно было предположить, что речь идет об ошибке. Но сейчас уже нельзя не признать, что это кто-то делает нарочно.

— Вот потому я и беспокоюсь, — признался я. — Какой-то человек хочет заставить меня принять эти деньги.

— А есть новости из банка насчет предполагаемого отправителя платежа?

— Да пока нет.

— А в квитанции никакого имени, адреса?

— Только почтовое отделение в Люксембурге.

— Вот и славно! — обрадовался он. — Можешь спокойно вернуть эти деньги. А заодно написать запрос в это отделение, чтобы потребовать объяснений.

— Да, ты прав. Но раз мой благодетель действует так скрытно, так он и не захочет сообщать, зачем все это затеял.

— Ну, все равно попробуй и подожди еще, что ответит банк. Если они ничего путного не выяснят, я попробую поискать в Интернете, используя информацию из квитанции.

— Ладно, попытаюсь узнать.

— Ну и ладно, а что еще кроме этого ты можешь тут сделать? Кофе хочешь? — спросил он.

— Нет, пойду приму душ. Но прежде нам надо поговорить.

— О чем? — насторожился он.

— О вчерашнем… в смысле о споре.

Он опустил глаза, сунул руки в карманы, вид у него бы виноватый.

— Ну, чисто теоретический разговор…

— Ты слегка увлекся, надо сказать, но я тебя понимаю. Мне только не хотелось бы, чтобы вы поссорились.

— Можешь не волноваться. Я на нее не сержусь. Она, думаю, тоже. Она добрая девочка. Зануда ужасная, конечно, но при этом добрая.

— А когда ты сказал, что понимаешь мои чувства, меня это так поддержало, между прочим, — признался я, — потому что иногда мне кажется, я немного сбрендил.

— Да я тоже…

— Что тоже?

— Мне часто кажется, что я не совсем нормальный, — улыбнулся он. — Потому что разговариваю обрывками фраз, потому что нелюдимый, рассеянный… Многие люди принимают меня за полного дебила. И боюсь, Хлоя в их числе.

— Ну, вчера-то ты был вполне красноречив, — шутливо заметил я.