— Интересно, что же произойдет? — спросил Паркинсон.

— Если бы в полдень два миллиона коммунистов столпились за церковью Мадлен и бросились бы на Елисейские поля, чтобы ты сделал? — спросил Аллен.

— Я бы нырнул в этот чертов фонтан и сидел бы под водой, — ответил Паркинсон.

Аллен познакомил Паркинсона с Берроузом. Позднее Паркинсон вспоминал: «Тогда Аллен часто находился в расстроенных чувствах, помню, как-то Билл Берроуз и все мы пытались успокоить Аллена и убедить его, что все не так плохо. С большим удовольствием вспоминаю, как Аллен и Грегори в два часа утра пытались с улицы докричаться до наших окон в отеле „Модерн“ на улице Расин: „Том Паркинсон, выходи и веселись, Том Паркинсон, выходи и веселись“ — и так снова и снова. Всегда жалел, что я подошел к окну и закричал: „Идите домой, и дайте мне поспать“ — одному Богу известно, какие бы глупости мы тогда могли бы натворить».

В Бит Отеле жизнь вошла в обычную колею. Кот Мирто выздоровел после своего падения, постоянно приезжали летние туристы. Как правило, первым вставал Грегори, часов в десять или раньше. Он не завтракал, просто сидел в своей крохотной комнатке на чердаке и редактировал или печатал стихи, написанные вчера вечером. В его комнате был верхний свет, треснутое слуховое окошко, из которого открывался вид на крыши и 25-ваттная лампочка без абажура, засиженная мухами. На голые зеленые стены Грегори повесил репродукции старых мастеров, которые он нашел в журнале Life, и открытки, висевшие ровными рядами, словно это была любимая коллекция марок. С потолка, свисал большой пластиковый ангел. Столом Грегори служила репродукция работы Леонардо да Винчи «Мадонна в Гроте», на треснутом стекле лежали стопки книг и рукописей.

Следующим, около полудня, вставал Аллен. Билл просыпался в час дня, пил чай с хлебом, а потом они с Алленом часов до трех разговаривали. В полдень Аллен часто ходил гулять с Грегори. Билл выбирался из дома ближе к вечеру, чтобы купить болеутоляющих и сходить к психоаналитику. В пять часов Аллен ходил за покупками и готовил на всех в своей комнате, готовил он, как правило, гороховый или чечевичный суп с байонской ветчиной. Иногда он делал отбивные из барашка или варил спагетти. Они рано ужинали, часов в семь вечера, и после вместе с Би Джеем или тем, кто оказывался поблизости, шли на бульвар Сен-Жермен пить кофе. Как правило, к десяти Аллен возвращался к себе в комнату, чтобы отвечать на письма, печатать рукописи или делать записи в зеленых дневниках. Билл писал или общался с гостями. Грегори растворялся в ночи в поисках девушек. Аллен продолжал держать Питера в курсе всех новостей и сплетен. «Вчера рядом с Пигаль разбились на мотоцикле Би Джей и Байард Брийант, они искали наркотики, и теперь Байард в больнице…» Аллен был благодарен судьбе, что в этот раз его там не было, потому что он часто ездил с Байардом. Аллен купил новое белое полотенце и гордо записал в дневник, что оно почти такого же размера, как и халат.

Аллен напечатал пару глав из «Голого ланча» и отправил их в Chicago Review, издатель которого Ирвин Розенталь написал с просьбой прислать еще материал от Билла. Аллен сделал подборку рукописей для Нельсона Элдрича из Paris Review, который попросил показать ему что-нибудь характерное из творчества битников. Paris Review основала группа молодых богатых американцев пятью годами раньше: главный редактор Джордж Плимптон, редактор Питер Мэтьессен и исполнительный директор Джон Трейн. Аллен хотел пробиться в это влиятельное издательство, даже несмотря на активно ходящие слухи, что, как и английский Encounter, оно находилось под присмотром ЦРУ. (Позже Плимптон признался, что один из команды работал на ЦРУ, но уволился оттуда, когда его попросили шпионить за своими соотечественниками за рубежом.) Аллен дал ему главу «Окружной управляющий» из «Голого ланча», свое стихотворение «Лев настоящего», «Бомбу» Грегори и напечатал стихотворения номер 49,112,126, 226, 228 и 240 из имеющейся у него рукописи Керуака «Мехико Сити Блюз». Он написал Керуаку и попросил его послать Элдричу что-нибудь из «Доктора Сакса» или «Видений Коди». В то же время Аллен настаивал, что, если в Paris Review не возьмут хотя бы что-нибудь из произведений Билла, они все отзовут свои работы. Отдельный выпуск, посвященный битникам, так и не вышел, хотя он бы стал классическим. Paris Review впервые опубликовало работы Берроуза только осенью 1965 г.

И тут в кафе «Монако» Грегори нашел молодого богатого француза. Билл Берроуз вспоминает их первую встречу: «Помню, как Грегори притащил его в отель и посадил в том самом маленьком баре в старом Бит Отеле, где было четыре столика. Грегори вошел с этим почти прозрачным зеленым демоном на двух костылях. Это был Жак Стерн, словно мрачный аккорд, у него был очень ясный ум, он был щедр, у него были героин и трава, он кормил тебя обедом и казался очень милым и приятным, а потом вдруг начинал скаредничать и становился невыносимым. Он иногда просто орал на нас». Стерну было 25 лет, он был искалечен полиомиелитом, бедра у него были сведены вместе и передвигаться он мог только с помощью двух алюминиевых костылей. Он был изящного и хрупкого телосложения — весил всего 95 фунтов, и Аллен на руках пронес его по четырем лестничным пролетам в свою комнату, куда повидаться с ним пришли Билл и Грегори. Он сразу же сдружился с Биллом, и они обнаружили много общего. Как и Билл, Стерн изучал антропологию в Гарварде и, как и Билл, проходил курс психоанализа. Стерн был очень умен и серьезен, он обладал энциклопедическими знаниями. Много лет из-за полиомиелита он был прикован к постели, и, лежа в кровати, он изучал римскую историю, антропологию, Шпенглера и индийских философов. Биллу он понравился своим умом и тем, что знал все о джанке и последних экспериментах по использованию веществ, способствующих «промыванию мозгов».

Стерн был знаком с Сальвадором Дали, Жаном Кокто и жизнью высшего общества в Париже, но она ему наскучила. У него были «В пути», «Бензин», «Вопль» и «Джанки», но он и не думал, что Билл был автором последней книги, потому что тот писал под псевдонимом. Билл казался ему великолепным учителем, и он часто приходил в отель поговорить с ним. Билл называл его «сумасшедшим бароном» и сказал Полу Боулзу, что Стерн был «самым интересным человеком», которого он встретил в Париже.

Аллен рассказывал Питеру: «Появился новый необычный юноша-калека, француз, его зовут Жак Стерн, учился в Гарварде и очень умен и серьезен, богатенький Ротшильд, у него есть своя машина, шофер, он наркоман, и они с Биллом стали хорошими друзьями, сидят и разговаривают о джанке часами напролет — Билл сейчас сидит на болеутоляющих — пытается слезть. Может быть, на следующей неделе… Стерн говорил, что пишет прозу, он прекрасно говорит об умных вещах, но, кажется, он внутренне свободен». Стерн показал им рукопись, о которой Аллен позднее в письме к Керуаку отозвался как об «очень хорошей, не совсем сумасшедшей, но захватывающей». В той работе, что показал Стерн, он попытался «раскрыть душу» своего приятеля Питера, наркомана из Венеции, который умер в 20 лет.

Стерн был женат на молодой рыжеволосой красавице американке Дини. Аллен писал о ней Керуаку: «Его высокая сексапильная жена ненавидит нас». Они вместе с четырехлетней дочкой жили на улице Цирк, первый поворот после Елисейского дворца, в большой двухэтажной квартире в окружении слуг и служанок. По просьбе Грегори Стерн взял их покататься в своем большом кремовом «Кадиллаке» с откидной крышей и водителем, и они катались по Елисейским Полям, откинув верх.