Мы вошли, там было около 50 человек, все стояли. Я начал знакомить людей, Дюшан, Мэн Рэй и Пере были здесь. Присутствовала и жена Бретона. Но самого Бретона не было, потому что у него был грипп и он лежал в постели. Здесь был Андре Пьер де Мандьярг — знаменитый писатель, и несколько художников-фантастов, например Жан-Поль Риопель. Друзья, друзья. Я представлял людей, и, конечно же, никто ничего не слышал ни об Аллене Гинзберге, ни о Грегори Корсо, ни об Уильяме Берроузе, потому что их книги еще не были переведены, более того, они даже еще не были изданы. Так что с ними просто вежливо здоровались, но не более того, потому что никто понятия не имел, кто они такие. Так что, естественно, они все напились до усрачки. Ближе к концу, когда люди начали разъезжаться, я увидел, как они подошли к Дюшану. Грегори держал Аллена за руку. Дюшан разговаривал с людьми, сидя в кресле. Перво-наперво Аллен упал на колени и начал целовать колени Дюшана. Он думал, что совершает нечто сюрреалистичное. Дюшан был потрясен. Он был жутко потрясен! Аллен был вдрызг пьян, раньше он никогда не напивался до такого состояния. Он мешал виски с красным вином. Он пытался сделать что-то, как ему казалось, дадаистичное. Но самая потрясающая вещь случилась позже. Грегори обнаружил на кухне ножницы и обкромсал шнурки Дюшана. Это было очень забавно и по-детски. Для Грегори и Аллена это было очень забавно, они старались быть скромными, они хотели этим сказать: „Мы — дети, мы — глупыши, мы восхищаемся вами“. Это был жест любви.

Отец подошел ко мне и сказал: „Это, значит, твои друзья, да? Где ты нашел этих clochards?“ Он сказал это не словами, но глазами. Я был очень расстроен. Гении встречаются везде. Хотя на самом деле огорчаться было глупо, потому что Дюшану и Мэну Рэю ребята понравились. Каждый раз, как я их видел, они спрашивали:

„А где эти твои битники-американцы? Мне битники понравились. Они были пьяны в стельку, но в них есть что-то детское, они очаровательны, верю, что они — великие поэты“. Кстати, Дюшан прекрасно говорил по-английски, но с ними невозможно было разговаривать, потому что они были абсолютно пьяны. Нельзя разговаривать с человеком, пьяным в стельку, который постоянно падает на пол».

Аллен рассказал Питеру, как целовал Дюшана и заставил его поцеловать Билла и как он и Грегори упали на пол, умоляя Дюшана благословить их, то же самое они проделали и с Оденом, дергая его за край брюк, после чего Дюшан заметил, что он здесь не единственный; рассказал и о том, что, когда Дюшан уже пытался уйти, они ползли за ним на четвереньках под ногами разодетых гостей. Он не рассердился, увидев что Грегори обкорнал его шнурки. Им повезло, что не было формалиста Бретона.

Жан-Жак писал: «Через два дня Аллен сказал: „Мне кажется, что мы перегнули палку“. Но я ответил, что ничего страшного. Я сказал, что хотел бы, чтобы он познакомился с Бретоном и дал ему адрес, и Аллен написал ему о том, что хотел бы встретиться. Я помог ему перевести письмо на французский. Бретон слышал о нем от меня и отправил ему почтовую открытку. Бретон писал очень хорошим французским языком, и у него был прекрасный почерк, Аллену он ответил: „Спасибо за ваше письмо, мне о вас рассказывал Ж.-Ж., да, да, конечно же, приходите такого-то числа в такое-то время, вот мой адрес“. Но Аллен не смог разобрать почерк. Я уехал в Италию, а он так и никуда не пошел. Когда я, вернувшись, встретился с Бретоном, он сказал: „Знаешь, твой американский друг не слишком-то хорошо воспитан“. Я спросил его, что он имеет в виду. Он ответил, что отправил ему приглашение, но тот ничего не ответил и не пришел. Я пошел к Аллену и спросил: „Он тебе отправил приглашение, почему ты не пошел?“ Он ответил: „У меня есть очень забавно написанная вещица — можешь перевести?“ Вот так он и пропустил встречу. Я был сильно расстроен, потому что хотел, чтобы эти два великих ума встретились».

Под влиянием встреч с таким огромным количеством легендарных в сюрреализме и дадаизме имен они взялись за изучение сюрреалистической поэзии и сходили на знаменитый фильм 1928 г. «Андалузский пес» Бунюэля и Дали. Кадр, где девочке разрезали глаз, запрещенный в Соединенных Штатах, они нашли вовсе не таким ужасным, как ожидали.

Арт Бухвальд взял интервью у Аллена и Грегори для своей колонки в парижской New York Herald Tribune. Он старался быть снисходительным, но, как рассказал Аллен Керуаку: «Мы были пьяные и обкуренные». На следующий вечер Аллен написал Бухвальду «длинное — как он сам говорил — письмо, в котором объяснял свои идеи» и попросил использовать этот материал, но, конечно же, тот ничего не сделал.

Грегори объяснил свое видение мира в письме к поэту Гэри Снайдеру, который тогда жил в Японии: «У нас с Алленом взял интервью для крупной газеты забавный человечек, работающий на большую корпорацию, мы были пьяные и обкуренные, а этот паренек — Арт Бухвальд — был очень внимателен, но говорил он с нами так, будто мы — два бездомных богемных кота; ну да ладно, это все можно простить, в следующий раз будем умнее. Аллен говорит, что поэзия искупает все; он прав, но чепуха, которую несет „разбитое поколение“, уменьшает впечатление от их произведений, неудивительно, что поэты, обучавшиеся в университетах, остаются за бортом, поэзия служит не для развлечения публики, забавно все это: торговцы сардинами, я предал Шелли, так легко острить… Когда журналисты спрашивают меня о поэзии и жизни, я несу какую-то чушь, привожу какие-то глупые примеры, очень неконкретные, теперь я пытаюсь научиться молчать, это интервью в Herald Tribune показало меня с неправильной стороны, словно бы я какой-то словоохотливый идиот, меня это беспокоит, потому что как поэт я не должен распространяться о тех вещах, за которые умру… Я думаю, что мы с Алленом сглупили, потому что в Париж приехала девушка из Сан-Франциско и показала нам статью и вырезки из сан-францисской прессы, это была полная чушь, мрачность, ерунда и грусть, мне хотелось теперь быть просто глупым… Вырезки, привезенные девушкой, до такой степени расстроили меня и Аллена, что мы решили, что будем пить, колоться, веселиться и творить глупости, может быть, так мы изменим сгущающуюся атмосферу».

Колонка Бухвальда выходила в Herald Tribune каждый день, так что Аллен и Грегори, скорее всего, были с ней знакомы и знали, что их может ожидать. Бухвальд совершенно не был бесчувственным чурбаном; казалось, он просто записал их слова, но этого было достаточно, чтобы сделать их посмешищем в глазах многих его читателей. Его колонка действительно была забавной, и это несколько примирило с ней битников: