Но тут она отвлеклась, заметив большой мольберт и пустой холст, натянутый на него. На холст была наброшена марля, вероятно, чтобы защитить его от пыли.

Девушка медленно шагнула вперед, словно оценивая открывшуюся перед ней сцену.

– Я хотела спросить, не нужно ли сегодня позировать? – пробормотала она, остановившись у окна.

Он пристально уставился на нее, после чего, не глядя, бросил на стол эскизы, сложил руки на груди и прислонился к оконной раме.

– Нет. Вы хотели узнать, что случилось.

Она настороженно смотрела на него, не зная, что ответить. Джерард вздохнул и провел рукой по волосам – признак нетерпения и расстройства, недаром Вейн так старался отучить его от этого жеста.

– Мы только что познакомились, и все же мне кажется, что я знал вас всю жизнь.

И считал себя обязанным защитить, даже от себя самого.

Жаклин растерянно свела брови.

– И поэтому?.. – поколебавшись, спросила она.

– Поэтому я не уверен, что смогу сделать это.

– Написать портрет?

Он поднял глаза и увидел, что лицо ее исказилось страхом.

– Да ... только не смотрите на меня так.

– Но как же еще? Мне необходимо иметь этот портрет. Вы знаете это и знаете почему.

– Верно, но я также знаю ... – он выразительно ткнул пальцем сначала в нее, потом в себя, – об этом.

Она снова насторожилась.

– О чем именно?

Выведенный из себя, Джерард раздраженно взмахнул рукой.

– О том, что происходит между нами. И не делайте вид, будто ничего не понимаете и не чувствуете.

Девушка долго молчала, прикусив губу. Наконец она прерывисто вздохнула и гордо вскинула подбородок.

– Если вы насчет вчерашнего поцелуя ...

– Только не извиняйтесь!

От возмущения девушка даже подскочила.

Он снова ткнул в нее указательным пальцем.

– Во всем виноват исключительно я.

Жаклин презрительно фыркнула.

– Не представляю, с чего бы это! По-моему, я первая вас поцеловала. И при этом не была ни очарована, ни околдована, что бы вы там ни воображали.

Он плотно сжал губы, чтобы не улыбнуться, и выпрямился.

– Я и не предполагал, что могу кого-то околдовать.

Девушка подозрительно прищурилась.

– Возможно, вы считаете, будто я была так ослеплена вашим обаянием, что сама не знала, что делаю.

– Нет, я так не считаю. Зато уверен, что вообще не должен был вас целовать.

– Это еще почему? – встревожилась она. – Из-за ...

– Нет! – Он неожиданно осознал, какое направление приняли ее мысли, и остановил Жаклин решительным взмахом руки. – Господи, только не из-за того, в чем вас подозревают.

Он снова запустил пальцы в волосы, рассеянно взъерошив аккуратно уложенные локоны, после чего, словно опомнившись, резко опустил руку.

– Это не имеет ничего общего ни с какими подозрениями. – Потому что все дело в нем и в ней. – Потому что ...

Он глянул ей в глаза и завороженно замер, чувствуя, как крепнет связь между ними. Страсть и желание вновь ожили, крошечными молниями проскакивая от него к ней.

– Все из-за этого. Этого, – медленно, отчетливо произнес он. – Того, что возникло между нами.

Она молчала. Молчала и прислушивалась всем своим существом.

Он отступил от окна и неспешно обошел ее.

– Чем больше времени я провожу с вами, – выдохнул он, останавливаясь за ее спиной, так близко, что между ними почти не осталось расстояния, – тем больше хочу целовать вас ... и не только в губы.

Он поднял руки, но не дотронулся до нее. Только очертил воздух в дюйме от ее тела. Ласкающе провел ладонями над ее плечами, над грудью, талией, животом и бедрами ...

– Хочу целовать твои груди, гладить каждый кусочек твоего тела, пробовать на вкус каждый клочок кожи. Хочу владеть тобой полностью и безраздельно ... – Он осекся, судорожно вздохнул, потрясенный собственными словами. – Хочу узнать твою страсть, всю, до конца. И отдать тебе мою.

Желание билось в нем жаркими крыльями. И она, конечно, тоже это ощущает. Страсть окутывала их обоих: почти ощутимый водоворот, увлекающий их в самую глубину бурного океана.

– Я не могу быть рядом и не хотеть тебя ... не хотеть взять тебя, как мужчина берет женщину. Делить с тобой каждый секрет твоего тела и сделать эти секреты и тебя моими и только моими.

Глядя на Жаклин, молчаливо впитывавшую каждое его слово, он усилием воли опустил руки, чтобы не схватить ее в объятия.

Наконец ему удалось прийти в себя. Джерард облегченно вздохнул.

– Я не испугал вас? Богу известно, сам я до смерти испуган.

Она, не отвечая, повернулась к нему лицом.

Ее груди почти касались его торса.

И Джерард потрясенно отметил, что ее взгляд так же прям, честен, открыт ... и решителен.

– Да, я тоже это чувствую. Но боюсь смерти, а не жизни. Боюсь умереть, не испытав, что этот такое – настоящая жизнь. Не испытав ... не испытав того, что вы называете страстью. Особенно страсти и желания.

Жаклин покачала головой, перевела дыхание и добавила:

– Не знаю, что может или не может случиться, что ждет впереди, грозит ли мне опасность и придется ли рисковать. Но мне все равно. Потому что и опасности, и риск означают, что я живу, а не просто существую, как последние несколько лет.

Такая откровенность взывала к его честности. Ее решимость смела все его добрые намерения.

– Вы понимаете, что говорите ... о чем просите?

– Да. – Ее ресницы затрепетали. Но она снова встретила его взгляд. – Вы ведь тоже были чистосердечны со мной.

Не совсем.

– Я ... ничего не могу обещать. Не знаю, во что это выльется. И сколько я смогу дать вам. Я никогда ... – Его губы дернулись, но глаз он не отвел. – Никогда раньше не встречал такую женщину, как вы.

Женщину, которая произвела на него ошеломляющее впечатление. Которая действовала на него, как хмельное зелье. Но он понятия не имел, будут ли они счастливы в браке.

– Я не просила никаких обещаний, – спокойно объявила она. И ему еще больше захотелось защитить ее. – Однако сама я могу его дать. Как только вы захотите положить конец нашим отношениям, отойти на безопасное расстояние, только скажите. И я пойму.

Не успела Жаклин договорить, как он потянулся к ней, прижал к себе, стиснул плечи. Глаза ее широко раскрылись, и все же, когда он опустил голову, она не попыталась отстраниться. Наоборот, потянулась к нему. Их губы встретились.