Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вам нужно? Уйдите.
— Тебе не стыдно спать с чужим мужем? — все с тем же воинственным задором рявкает она. — Шлюха.
— Я поначалу даже не знала, что ваш муж женат, — устало вздыхаю я. — Так что переадресуйте свой вопрос ему.
— Я спрашиваю, тебе не стыдно? — проигнорировав мое предложение, продолжает настаивать Вероника.
Мне не страшно, не любопытно, не стыдно, а почему-то невозможно смешно от мысли, что в своем возрасте я стала участницей подобных разборок. И хотя психологический портрет Вероники в моей голове имелся, ее сегодняшний образ уличной гопницы становится сюрпризом. Нет уверенности, что подойди я поближе, она бы на меня не бросилась.
— Ваш муж у меня в черном списке. У нас с ним все закончено. Теперь покиньте мою квартиру, пока я не вызвала полицию.
— Где гарантии?
— Какие еще гарантии? — тихо смеюсь я, отчаянно желая, чтобы эта женщина наконец свалила. — Мы ведь не в магазине электроники.
— Ты шлюха, — с ненавистью шипит она. — Не стыдно с моим мужем у него в офисе трахаться?
Меня преследует стойкий диссонанс и непонимание того, почему свое вполне обоснованное любопытство она пытается удовлетворить именно за мой счет. Каждый свой вопрос ей нужно задавать Антону, а не мне, ведь именно он клялся ей в верности. Я-то пока никому не клялась.
— Уйдите, — повторяю я и, услышав в ответ поток нецензурной брани, среди которой мелькает упоминание их общего с Антоном ребенка, срочно иду в спальню за телефоном. Нахожу номер Антона и тычу «Звонить».
— Алло… — слышится его голос.
— У меня в квартире твоя жена, — чеканю я без прелюдии. — Убери ее от меня.
Не дослушав ответ, я отключаюсь и почти моментально слышу звонок в другой комнате.
Выйдя в гостиную, обнаруживаю, что Вероника, успевшая сбросить вызов, встала с дивана и, судя по агрессивному рыскающему взгляду, ищет, что бы сломать. Интуиция меня не подводит и спустя пару секунд с журнального столика слетает тарелка с апельсинами. Цветы, подаренные ее мужем, как назло, продолжают стоять.
— Ты блядь! — взвизгивает она, явно желая себя подбодрить, после чего марширует в прихожую.
Все это время мне совсем не хотелось оскорблять ее в ответ — лишь донести, что она пришла не по адресу, и разбираться ей нужно именно с Антоном. Ведь черт его знает, кого ему вздумается трахать через год. Бегать по квартирам каждой любовницы — это же пятки можно стереть. Однако, когда Вероника в очередной раз меня обзывает, я, не выдержав, ору: «Пошла вон!» и с удовольствием выталкиваю ее за порог. Она конечно пытается на меня броситься — и тут интуиция меня не подвела, но я благополучно успеваю захлопнуть дверь.
В подъезде раздается очередное громогласное «Шлюха!», призванное разбудить соседей, а я, прижавшись к стене, начинаю истерично хохотать.
42
— Ну она и сука, — зло резюмирует мама, выслушав мой рассказ о том, что случилось. — Дура сумасшедшая.
— Да какая уж она сука, — возражаю я.
Несмотря на то, что я потратила двадцать минут, чтобы собрать осколки разбитой тарелки с пола, по-настоящему разозлиться на Веронику почему-то не получается. Нужно сильно отчаяться, чтобы врываться в чужую квартиру, бить посуду и требовать гарантий того, что муж останется тебе верен.
— А кто она? Будь осторожнее, дочь. Мало ли что этой бабе еще взбредет в голову.
— Ты по-прежнему думаешь, что лучше быть абы при каком мужике, лишь бы не одной? — зачем-то язвлю я, одновременно жалея, что обо всем рассказала. Вообще-то, изначально я звонила Олесе, которая не взяла трубку, а так как поделиться пережитым мне срочно требовалось, пришлось набрать маме.
Даже смешно, что я не испытываю и толики того возмущения, которое демонстрирует она. За время наших так называемых отношений с Антоном чувство вины действительно не мучило меня и о мысли о том, что будет, если наша аморальная связь вскроется, не посещали. Однако сейчас, визит Вероники ощущается логичным, даже закономерным. Любое действие рождает противодействие — об этом я всегда знала. Так что костерить жену Антона я бы рада, да не хочется. Разве что удивиться тому, что в век расцвета психологии и личной осознанности она действует настолько «по старинке».
После разговора с мамой мне сразу же перезванивает Олеся, и на вопрос «Что случилось?» получает пространный и красочный ответ. Пока эмоции живы, мне не лень пересказать подробности визита Вероники еще раз. Не каждый день становишься участником чего-то настолько скандального и эпичного.
Реакция подруги подтверждает то, что в нашем узком женском кругу на сегодняшний день именно я — самая одиозная персона и главный ньюсмейкер. «Охренеть, как скучно я живу, — ошарашенно выдает она. — Вот это тебя, Ксения, закрутило».
— И не говори, — трясясь от смеха, соглашаюсь я. — Приехать не хочешь? А то мне мандарины некуда складывать.
— А ты кремень. Я бы уже в штаны наложила от страха.
— Да какой там кремень, — фыркаю я. — Мне просто себя беречь нужно. Хочу выздороветь и новую работу найти, и забыть все это, на фиг, как страшный сон.
— Умница. Заехать постараюсь, но не обещаю. Дел полно. А Антон-то кстати не перезванивал?
— Нет, — отвечаю я, ловя себя на поднимающемся раздражении. — Ему сейчас не до меня. Нужно благоверную утешать и от летающих тарелок отбиваться.
Определенно, к Антону у меня куда больше претензий, чем к его беспардонной жене.
Но он действительно перезванивает, когда я, чтобы отвлечься, с остервенением утюжу перестиранные рубашки и юбки. Его имя целых десять секунд мигает на экране, до того как я решаюсь ответить. В груди снова знакомо потягивает: часть меня еще не успела смириться с тем, что мы теперь порознь, и по-прежнему реагирует на его звонок учащением пульса. Выговорить «алло» тоже непросто из-за собравшегося в горле кома.
— Привет, Ксюш, — его голос звучит подавленно и приглушенно. — Звоню извиниться за случившееся. Прости, что тебе пришлось это пережить. Больше такого не повторится.
Я молчу, слушая его дыхание в трубке. Вот почему я не умею злиться как мама? Обозвать всех виновных и невиновных козлами, и раздуваться от собственной непогрешимости? Почему сейчас, когда я слышу его несчастный, виноватый голос, я не чувствую ни обиды, ни желания добить или уязвить? Почему я