с такими мутными условиями тем более. Они просто ехали в поселение Янаги, что возле горы Акияма, изгнать злого духа с целебных горячих источников, которыми те места знамениты. Путь должен был занять от силы три дня, два из них уже миновали, и вот – неожиданные сложности. Так можно и не успеть добраться до места к ближайшему дню Собаки[44], чего Хизаши бы очень не хотелось.

– День Собаки в этом месяце уже послезавтра. Если задержимся в пути, можем нарваться на неприятности.

– Ты о Параде ста духов? Мы ученики оммёдзи, справимся как-нибудь, – довольно легкомысленно отреагировал Кента. – В конце концов, мы не обязательно на него нарвемся.

«Нарвемся еще как», – проворчал про себя Хизаши. У него был свой резон бояться Хякки яко, ведь раньше он нет-нет да участвовал в нем, правда, не из желания сожрать какого-нибудь зазевавшегося человека, который рискнет бродить по улицам в такую ночь, а из любопытства и скуки. Надоело ему довольно быстро, но память у ёкаев отличная, а шуму случай с его божественным наказанием наделал много, не хватало еще, чтобы какой-нибудь старый знакомец начал тыкать в него пальцем.

– Но если ты так переживаешь, мы не станем задерживаться, – вдруг сказал Кента. – До рассвета продолжим путь.

– Вовсе я не… – Хизаши спохватился и закончил гордо: – С чего бы мне переживать из-за кучки ёкаев? Если мы столкнемся с Хякки яко, еще неизвестно, кому придется уступать дорогу.

Кента засмеялся, но смех его длился недолго. Он оглянулся, и до Хизаши донесся перезвон потревоженных ловцов ветра, хотя погода стояла на удивление тихая. Солнце в один миг скрылось, и сад потемнел, а под крышей друг за другом загорелись огни в круглых фонарях из красной бумаги.

– Похолодало, – заметил Куматани и поежился. Хизаши обхватил себя руками за плечи, чувствуя то же самое, что и в начале, когда они только вошли в рёкан «Нэкоджита», – ледяной сквозняк, как будто язык мертвеца, лизнувший затылок.

– Уйдем утром, что бы ни случилось, – сказал он, и Кента согласился.

Под защитой стен стало теплее, но тревога не рассеялась. Хизаши вошел в свою комнату, отдохнуть перед ужином, разложил футон и одеяло, от которого не мог отказаться даже в теплые летние ночи. Совершенно некстати разнылась рана на плече от Тайма-но кэн, она изредка напоминала о себе, как больные колени старика напоминают о смене погоды. Сравнение Хизаши не понравилось, и плохое настроение стало еще хуже. Он лег, долго сердито комкал одеяло и катал валик подушки, пока наконец не принял удобную позу. Спать на спине ровно, как Куматани Кента, он не научился, так и тянуло свернуться колечком, поэтому он привычно подтянул колени к животу и сложил руки перед грудью, сунув ладони под подушку.

Ёкаи не видели снов. Хизаши вообще имел о снах довольно смутное представление и поэтому, когда впервые заснул после превращения в человека, был шокирован картинками, пришедшими в голову. Тогда он не увидел ничего особенного, всего лишь серые отголоски дневных событий, но даже этого хватило, чтобы следующей ночью бояться закрывать глаза. Но в те дни его новенькое тело было совсем слабым, и он не умел им толком пользоваться, поэтому долго не вытерпел, уснул. Однажды ему привиделся кошмар о том, что было на суде богов в Такамагахаре, и Хизаши проснулся в ужасе. Он еще подумал: так вот почему люди живут так мало – ночью они проживают гораздо больше, чем успевают днем, только внутри своей головы.

Сейчас он, конечно, почти идеально приноровился к человеческой жизни, сохраняя при этом память о себе настоящем. И спать ему понравилось, во снах он очень часто становился самим собой.

Вдруг что-то шершавое коснулось высунувшейся из-под одеяла лодыжки. Хизаши вздрогнул, но не проснулся, лишь перевернулся на спину и вытянулся во весь рост. Вот тогда-то и почувствовал резкую тяжесть, рухнувшую на грудь, точно сброшенный с горы камень. У камня были конечности, и они весьма болезненно уперлись в Хизаши. Он распахнул глаза и обнаружил перед своим лицом кошачью морду. Нахалка сидела у него на груди и перебирала лапами, поддевая когтями одеяло, будто стремилась добраться до кожи.

– Кыш! – разозлился Хизаши. Кошачье племя, на его взгляд, мало отличалось от лисьего, а того он недолюбливал. – Пошла прочь!

Он спихнул кошку с себя, и та зло зашипела, прижимая уши к голове. Бить ее он, конечно, не собирался, но зверь попятился, не сводя с него настороженного взгляда, потом развернулся и скрылся за приоткрытой створкой сёдзи. Хизаши рассеянно отметил два момента: он точно прикрывал дверь, когда заходил, и у кошки был всего один хвост. Его он посчитал на всякий случай, опасаясь нэкомату, эти ёкаи получались из домашних кошек, которые питались человеческим мясом, а потому обладали пакостным характером и склонностью к людоедству. Не хватало еще спать вполглаза.

Хизаши сел, пригладил волосы и зевнул. В животе заурчало, напоминая, что с самого утра в нем не было ни рисинки, а время уже глубоко вечернее. Хизаши прошелся по комнате, зажег напольный фонарь, и в его свете тщательно расчесал гребнем волосы и собрал в хвост алым шнурком. Выходя, сунул за пояс веер и без стука вошел к Куматани, поселившемуся по соседству. Судя по звуку, тот точил катану. И был так этим увлечен, что не повернул головы, когда тихонько прошуршала створка и Хизаши возник на пороге. Точильный камень проходился по кромке сильно, резко, с характерным, интуитивно неприятным звуком. Хизаши поморщился, но Кента как раз уже заканчивал полировку, протер клинок мягкой тканью и поднял на уровень глаз, любуясь игрой света на блестящем металле.

– Вижу, ты все еще в восторге от своей самурайской игрушки, – хмыкнул Хизаши и вошел в комнату. Кента поднял на него взгляд и улыбнулся.

– Может, все-таки хочешь такую же? – весело ответил он в тон. – Меч был бы тебе к лицу, хотя, признаюсь, веер гораздо больше.

– Отчего же? – заинтересовался Хизаши.

– С ним ты похож на оммёдзи древности, какими их изображают на гравюрах. Морикава-сэнсэй рассказывал, что оммёдзи не всегда использовали оружие, у Сэймэя его не было, только веер. Но тогда и экзорцизм был меньшей частью обязанностей оммёдзи, не то что сейчас.

Хизаши хоть и кичился своими знаниями и навыками, превосходящими даже учителей, но истории послушать любил, люди всегда очень хорошо умели сочинять и рассказывать. Иногда он усмехался про себя, точно зная, что история выдумана от и до и на самом деле все было не так – он же сам видел, – но порой такие рассказы бывали действительно интересными, а уж сказитель из Морикавы на удивление неплохой.

– Нет уж, спасибо, – ответил Хизаши вслух, – мне и без меча