– И что с того? – отбросив полотенце на пуфик, иду в наступление, не понимая суть ее претензий. В конце концов, мне почти девятнадцать, имею право трахаться столько, сколько моей душе угодно и где угодно.

– А то, моя дорогая, что ты скатилась по учёбе, на тебя куча жалоб от преподователей, и ты вообще будто не в этом мире находишься. Я понимаю, когда с мужиком хорошо в постели, не потерять голову сложно. На хороший секс вообще подсаживаешься, как на наркотик. Ни любовь, ни деньги, никакие другие вещи так не держат рядом с мужиком, как хороший секс. Уж поверь, я это знаю не понаслышке, прожив в нищете с твоим отцом столько лет. В чем в чем, а в койке ему равны не было, – она усмехается то ли своим мыслям, то ли, что ещё хуже, воспоминаниям, а я краснею. Вот уж такие подробности были совсем ни к чему, однако Жанну Борисовну, как и всегда, мало волнуют мои чувства. – Мужчин у тебя будет ещё куча, как и всякого разного секса, а ты у себя одна. Не забывай это.

Говорить, что я даже мысли о других мужчинах не допускаю, конечно же, нет смысла. Мама только посмеется, скажет, что я – наивная дурочка.

Возможно, так оно и есть, но я действительно не представляю свою жизнь без Долгова. Мое будущее видеться мне предельно ясно: я поступаю в Колумбийский университет, Долгов решает свои проблемы и разводиться, покупает нам дом в Хэмптонсе, и мы начинаем новую жизнь в Америке, и нет в этом будущем места никаким другим мужчинам, да вообще никому, кроме нас и наших детей.

– Учись, питайся нормально и выспись, наконец! Твои синяки под глазами не спасает даже то, что ты сияешь, как новогодняя елка, – продолжает мама поучать и тут же наступает на больную мозоль. – Кстати, что насчет Нового года и Дня Рождения? Ты решила, как будешь справлять?

– Нет еще.

– Что значит «нет еще»? Меньше недели осталось! Как ты собираешься что-то организовать? Да люди за месяцы бронируют рестораны! Прекращай уже летать в облаках, свет не сошелся клином на твоем Илье! У тебя столько новых друзей и знакомых, обязательно надо устроить какую-то вечеринку. В конце концов, ты – падчерица губернатора! О чем ты вообще думаешь?

Думала я только об одном – как не сойти с ума в свой день рождения и новогоднюю ночь, ибо точно знала их Долгов проведет в кругу семьи.

Олька уже предупредила меня, что с этим у них очень строго, сокрушаясь, что снова не сможет отпраздновать со мной, но обещая первого закатить в мою честь такой праздник, что никому и не снилось.

Долгов молчал, словно не видел ни украшенных магазинов, ни снующих по улицам людей с елками наперевес, ни сладкого подарка, забытого, судя по всему, Дениской у него в машине. Делал ли он это нарочно или в самом деле настолько заработался, что потерял счет времени, я не знала. Спросить же не могла. Гордость не позволяла, да и страшно было услышать то, что я и так уже знала, хоть при этом не переставала надеяться на чудо. Мне очень хотелось, чтобы хотя бы раз кто-то, а точнее именно он, забил на этот чертов семейный праздник ради моего дня рождения

Возможно, мама права, стоит устроить какую-нибудь вечеринку, попробовать отвлечься, чтобы не накручивать себя.

Хотя вряд ли это поможет. Мысли так или иначе будут возвращаться к Долгову. Да и настроения суетиться, и корчить из себя счастливую именинницу перед толпой малознакомых людей нет от слова «совсем».

Хорошо бы уснуть тридцатого декабря и проспать до середины января, пока все не угомонятся. Смотреть на воодушевленные лица было невмоготу.

В колледже друзья только и делали, что обсуждали предстоящий Новый год: кто где будет встречать, с кем отмечать, какое платье и от какого бренда наденет, что и кому подарит. Ажиотаж еще усиливал тот факт, что наступает новое тысячелетие – двадцать первый век, – а потому нынешний Новый год виделся каким-то по-особенному особенным, не таким, как всегда.

Надо признать, я тоже верила, что в этом что-то есть, равно, как и в дурацкой примете о том, что, как встретишь Новый год – так его и проведёшь, оттого на душе становилось поганей некуда, ибо к двадцать восьмому числу не осталось никаких сомнений, что проведу я праздник исключительно в компании Вдовы Клико, спрятавшись от всего мира в снятом для меня доме. Но я исправно делала вид, что жизнь прекрасна и, как обычно, безбожно врала: родителями, что поеду с Ильей кататься на лыжах в Шерегеш, друзьям – что буду нежится в термальных водах с родителями в Лейкербаде.

Я давила из себя натужные улыбки, с показным интересом слушала обсуждения новогодних нарядов, а дома со слезами упаковывала подарки, не чувствуя ни радости, ни предвкушения.

При Долгове я неизменно молчала и не поднимала больную тему. Мне не хотелось ничего обсуждать, выслушивать очередные объяснения и наверняка грандиозные обещания. На меня вообще напала какая-то апатия, и не хотелось ничего.

Поэтому последние дни я преимущественно проводила в своей студии и бездумно рисовала какую – то кубистическую хрень, натягивая на жопу глаз.

Вот и сейчас уже полчаса сижу в кресле-качалке у камина, и тупо разрисовываю тетрадь, пока Долгов расхаживает с телефоном в руке, скуривая одну сигарету за другой. Вид у него крайне раздраженный и измотанный.

–Короче! – устав слушать поток чьих -то аргументов, безапелляционно припечатывает он, отчего я вздрагиваю и невольно начинаю вслушиваться в разговор. – В ближайший квартал я хочу видеть пятнадцатипроцентную экономию затрат по всем предприятиям холдинга, включая управляющую компанию. Без снижения объемов производства, очевидно.

– But it’s absolutely impossible! – кричит кто-то в ответ и тут же следует мурлыкающий голос переводчицы. У меня даже закрадывается шальная мысль, а не той ли швабры, с которой Долгов таскался в начале осени, но жесткий ответ моего стального короля, как-то разом тушит все подозрения.

– Импосибл – найду другого управляющего, для которого посибл. Мне нужны свободные средства, все остальное – лирика. Всё, разговор окончен, работайте!

Даже не дослушав ответ, он бросает трубку.

– Суров, ты царь – батюшка, – резюмирую, поднимаясь с кресла.

Серёжа, устало улыбнувшись, разводит руками, а у меня внутри начинает щемить от этой вымученной улыбки. И все мои переживания на тему Нового года и Дня Рождения кажутся такими по-детски нелепыми на фоне его взрослых проблем, в которых я ни черта не понимаю, и как следствие, ничем не могу помочь. Поэтому просто даю себе слово: как бы мне не было больно, обидно и невыносимо, что в Новогоднюю ночь он будет с семьёй, я стерплю. Просто, черт возьми, сожму зубы и стерплю!

– Сильно устал? – обняв его за пояс, прижимаюсь щекой к широкой, мускулистой спине.

Серёжа ласково сжимает мою руку, а после подносит её к губам и с чувством целует.

– Нет, котёнок, всё нормально. Башка просто немного гудит.

– Надо расслабиться.

– Расслабимся, Настюш. Кофе только выпью, – неправильно поняв, заверяет он, отчего у меня вырывается смущенный смешок.