– Я не про то, иди сюда, – тяну его к дивану и, сев, бросаю подушку у своих ног. – Садись на пол и клади голову мне на колени.

Сережа недоуменно приподнимает бровь.

– Давай, давай, тебе понравится, – воодушевленная своей идеей, подбадриваю его, а заодно и себя, надеясь, что Долгов не засмеет, и действительно получится немного разгрузить его голову.

Тяжело вздохнув, Серёжа все же следует моим указаниям и откинувшись, кладёт голову мне на колени. Я мысленно ликую.

– Умничка мой. А теперь закрой глаза, – шепчу, пропуская между пальцами его волосы. Серёжа послушно закрывает. Словно зачарованная любуюсь им. У него такие длинные, пушистые ресницы, что впору рекламировать тушь.

Начинаю неспешно массировать виски, и не в силах удержаться, целую в кончик носа. Мой уставший мужчина смешно морщится, вызывая у меня улыбку и прилив необъяснимой нежности. В это мгновение все отступает на второй план. Меня будто отпускает из тисков удушающей жалости к себе. Дышать становится легче, и кажется, что я смогу стерпеть многое, если не все ради таких странных, полных безмолвного единения минут.

Скольжу кончиками пальцев по нахмуренным бровям, разглаживаю лучики морщинок вокруг глаз, перехожу на подрагивающие веки и начинаю практику расслабления.

– А теперь представь, что все позади. Все трудности и проблемы, вся суета – все-все… Ты в том доме в Хэмптонсе.

Серёжа усмехается. Я же круговыми движениями оглаживаю скулы, идеально-выбритые щеки и, возвращаясь к вискам, умиротворяюще шепчу:

– Стоишь босиком на заднем дворе своего дома, вокруг которого на несколько километров ни души. Перед тобой открывается шикарный вид на Атлантический океан и розовеющий на горизонте закат. Тебя обдувает лёгкий, прохладный ветерок с привкусом соли… Вдохни его. Поглубже вдохни.

Серёжа со снисходительной улыбкой, втягивает с шумом воздух. А я, будучи в образе, стараюсь не смущаться и не обращать внимания на его уничижительные смешочки. В конце концов, что эта дубина, пашущая по двадцать часов на своём заводе, понимает в медитации и релаксации?

– А теперь размеренно выдыхаем, отпуская все проблемы и негатив. И снова… медленно, полной грудью вдыхаем влажный, солёный воздух. Задерживаем дыхание и на счет «три» потихонечку отпускаем все плохое. Почувствуй, как расслабляются мышцы лица, шеи, спины. Мышцы рук, ног…

Повторив дыхательную практику в течении десяти минут, я вижу, как Серёжа постепенно расслабляется. Прикусив губу от радости, тихо заканчиваю:

– Вот так… Мысли очищаются от суеты. Настроение поднимается. Тело наполняется энергией и силой. Тебе легко и хорошо, легко и хорошо, легко и…

– Очень хорошо, – отзывается он таким же умиротворенным шёпотом и с блажной улыбочкой, не открывая глаз, дорисовывает картинку. – Особенно, когда ты рядом. Стоишь передо мной на коленях и старательно делаешь глубокий минет.

Долгов открывает смеющиеся глаза, а я, опешив от возмущения, едва сдерживаюсь, чтобы не звездануть этому гаду по башке.

– Ты… у меня слов нет! Тебе про духовные практики, а ты – про сраный минет! С ума сойти! И я ещё на тебя – дурака время трачу?

Долгов заходится смехом.

– Ну, Настюш, не злись. Я просто дополнил свой идеальный релакс, а так – все супер: и Хемптонс, и ветерок солёный, и закат… Мне, правда, понравилось, – заверяет он и, уткнувшись лицом в мои колени, ржет.

– Иди, знаешь, куда со своим идеальным релаксом! – для вида пытаюсь оттолкнуть его, хотя саму распирает от смеха. Господи, ну, что за дубина такая?! Прибила бы!

Однако, когда он, просмеявшись, садится рядом со мной на диван и, приобняв, мягко спрашивает:

– Котенок, ты ведь не обижаешься на мои шутки?

Убеждаюсь, что не такая уж он и дубина.

– Нет, – прильнув щекой к его груди, качаю головой. –  Кажется, я к ним уже привыкла.

– Это хорошо, – целует он меня в лоб и, помедлив, тихо добавляет. – Спасибо, Настюш. Эта туфта, оказывается, реально работает.

– Она очень хорошо работает, если действительно отнестись к этому серьёзно. Буддисты веками изучали эту «туфту» не просто так. С твоим ритмом жизни разгружать голову, а также научится быстро расслабляться, не тратя время на секс, просто необходимо, иначе можно раньше времени заработать инсульт или инфаркт, а то и… импотенцию, – выдавливаю через силу весомый, как мне кажется, для Долгова аргумент.

– А ты вон о чем печешься, – смеется он.

– И об этом тоже, – соглашаюсь, заливаясь краской смущения и, приподнявшись, заглядываю ему в глаза. – Но я вообще -то серьезно. Поверь, ты очень удивишься, какой эффект будет, когда научишься хотя бы десять минут в день уделять себе и тому, что у тебя внутри. Я вот сейчас понемногу учусь медитировать и, как видишь, гораздо лучше себя контролирую. А если съездим в Тибет или в Индию к Ринпоче, то....

– Боюсь, тогда ты меня бросишь, – подтрунивает он надо мной и, подмигнув, вдруг предлагает. – Давай, лучше сбежим в Париж праздновать твой День Рождения.

До меня не сразу доходит смысл сказанного. А потом сердце ухает с размаху вниз.

– То есть? – все еще не в силах поверить, выдыхаю еле слышно, глядя на Долгова во все глаза.

– То есть, – тянет он с лукавой усмешкой, погладив меня по щеке, – пакуйте чемодан, Анастасия Андреевна, я собираюсь вас украсть на неделю.

– Ты серьезно? – сглотнув подступившие слезы, шепчу дрожащим от захлестнувших эмоций голосом. Кажется, будто внутри меня взрываются салюты, и от восторга нечем дышать.

– Конечно, серьёзно, Настюш. Ты же не думала, что я забуду? – Серёжа смотрит мне в глаза, и я не выдерживаю. Всё, что копилось всю эту неделю, рвётся из меня наружу. Всхлипнув, качаю головой и опустив её, пытаюсь спрятать лицо. Мне до слез не хочется, чтобы Долгов всё понял и начал меня жалеть. Но поздно.

– Ёлки-палки. Вот я дурак -то! – прижав меня к себе, сокрушается он. – Настюш, я же просто хотел подразнить тебя, ну типа сюрприз сделать, думал, ты поймешь.

– Нет, Серёж. Я решила, что ты будешь с семьей. Оля сказала, что вы всегда встречаете дома, – признаюсь, уткнувшись ему в шею, чувствуя, как внутри у меня разливается тепло.

– И ты уже что-то запланировала?

– Да конечно, – иронизирую, вспоминая свои планы. –  В обнимку с Вдовой Клико собиралась лежать на этом диване, смотреть в потолок и размазывать по лицу питательную маску из соплей и слез.

– Дурочка, – усмехнувшись, качает Долгов головой. – Почему не спросила? Я же с этими делами, как гончий.

– Вот поэтому и не спросила. Боялась, что вновь не сдержусь, а ты и без того уставший.

Он хочет что-то сказать, но вместо этого, улыбнувшись, целует меня в макушку и вздыхает тяжело.

– Настька, Настька…

Несколько минут мы молча смотрим на огонь в камине. Впервые за все время наших отношений у меня на сердце легко, впервые я чувствую себя по-настоящему любимой. Однако, не могу не спросить.